Особенно,... 
58 
— У нее могли бы быть взрослые дети сейчас, — задумчиво протянул Марк
Он вел машину по крутой дороге, что огибала Хартлендские Сады. Террасы Садов с цветущими или покрытыми свежей зеленью деревьями сбегали к дому Дугласов и дальше вниз — к городу с его шпилями, башнями, серыми шиферными крышами, к извилистой реке и скверам среди кирпича и камня. И надо всей этой красотой — небо цвета спелой дыни с бледным медным закатом на горизонте.
Неожиданно Марк заговорил торопливо, напряженно:
— В первый раз, когда я пришел в твой дом, вернее, в дом твоих родителей, я подумал, как это чудесно. Я никогда не знал такого места, как ваш дом. Каждый так нежно относился к другим, вежливо и по-доброму хвалил. У меня было ужасное детство. Мои родители никогда не разговаривали друг с другом, если только по необходимости. Я никогда не слышал, чтобы они сказали друг другу ласковое слово, никогда. Больше того, отец за спиной матери говорил о ней всякие гадости: и какой ограниченной она была, и как глупа, и что он женился на ней только потому, что был слишком молод, чтобы разобраться в ней лучше. А мать, бывало, говорила мне, что он сгубил ей всю жизнь, намекая на ужасные стороны их сексуальных отношений. Я уходил в колледж и никогда не спешил обратно, а потом и вовсе снял меблированную комнату. Я никогда не знал, что значит настоящий дом, пока не встретил Черри и она не привела меня на Женева-роуд. Знаешь, что поразило меня, когда я пришел к вам? Как твой отец пришел с работы, обнял твою мать и сказал: «Ну, как ты, моя родная?» Этого мне никогда не забыть, никогда. И я подумал, что однажды я женюсь на Черри и у нас будет так же. И мы будем так же любить друг друга, когда состаримся.
— Да, у нас была исключительно счастливая семья. Но все, конечно, изменилось…
Марк словно не слышал его слов.
— Твой отец интересовался мнением Черри о чем-либо. Он спрашивал, что она думала. Вопросы относились и к международным событиям, и к газетным сообщениям, а вовсе не к женской чепухе. Мне это казалось невероятным. Она отвечала ему очень умно, понятно. И как она разговаривала с отцом, я никогда не забуду. Он садился на стул, а она обнимала его за плечи и прижималась щекой к его волосам. Она называла его «папочка». Она казалась мне красавицей. Я задыхался от восторга и страха, когда представлял, что она будет такой же ласковой и со мной и что я могу ее легко потерять.
Марк откинул голову и неожиданно разразился ужасным, прерывающимся хохотом, холодным и жестким. Почему-то казалось, что он смеется над собой. Он с силой нажал на акселератор, и машина, взревев, влетела на парковочную площадку Фонтильского Двора. Машина резко, со скрипом и визгом, затормозила.
Марк откупорил бутылку прежде, чем сел за стол, и прошел с ней прямо на кухню. Джон присел на подоконник, любуясь чистым небом, теперь зеленовато-золотым, где уже мерцали редкие яркие звезды. У него появилось странное ощущение, что он как будто выставлен напоказ и в любой момент может сорваться с края. Отсюда, с высоты, листва в Садах казалась сплошной и фантастически зеленой. Мигающие огоньки на башне, казалось, переговаривались со звездами и ясным ломтиком луны.
Непонятно почему, но Джон был уверен, что нет никакой причины для охватившей его тревоги, почти паники, предчувствий чего-то ужасного и неминуемого впереди. В тот момент — он остро почувствовал тревогу — ему стало ясно, что следует встать и уйти. Просто выйти из комнаты, найти Марка, сказать, что почувствовал себя плохо, или придумать какое-нибудь другое оправдание, бежать на улицу, поймать такси или идти на автобус. Марк наверняка обидится, может быть, даже не станет с ним больше разговаривать, но какое это будет иметь значение? Джон понял, что его присутствие здесь не спасет на самом деле Марка от срыва, если он грозит ему. И ему отчаянно захотелось уйти. Если окно кухни выходит не на дорогу, может быть, он незаметно выйдет и исчезнет, не сказав ни слова Марку? Однако условности удержали его. Марк прав, он в их власти. Невежливо покидать кого-либо, кто открывал бутылку вина для двоих, в том числе для тебя. Нет, он на такое не способен. Без сомнения, было бы лучше, если бы кто-то зашел к Марку, чем провоцировать неприятную сцену или оставаться с ним. Но к Марку никто не заходил, и все это глупости, только фантазии…
Марк вошел с подносом в руках, на котором стояли открытая бутылка и уже наполненные стаканы. Орешки и креветки, которые всегда были у Джона, здесь не подавались никогда. Джон потянулся за стаканом как обреченный. Чему быть, того не миновать, и, если что-то должно случиться, оно случится все равно.
58 
