Особенно,... 
56 
Она попыталась улыбнуться, но вместо этого зевнула. Пытаясь проснуться, она широко раскрыла глаза и энергично помотала головой.
– Я запомню, – сказал Ингвар. – Сожалею. На его счету ещё один.
Она медленно подняла руку к волосам, а потом отпустила её и схватилась за ручку кофеварки.
– Что? – лишённым эмоций голосом переспросила она. – Что значит «ещё один»?
Ингвар закрыл руками лицо:
– Мальчик, которому было всего одиннадцать месяцев, из Тромсё. Гленн Хуго. Одиннадцать месяцев. Ты не слышала об этом?
– Я… Я не смотрела телевизор и не слушала радио сегодня вечером. Мы с Кристиане играли с собакой, гуляли… Одиннадцать месяцев. Одиннадцать месяцев!
Слова словно повисли в воздухе. Казалось, возраст жертвы служит странным объяснением этого бессмысленного убийства. Ингер Йоханне почувствовала, как у неё наворачиваются слёзы, и моргнула.
– Но…
Она задвинула ящик и села за стол. Ингвар положил руки перед собой, и она ощутила непреодолимое желание положить поверх свои.
– Его уже нашли?
– Его и не похищали. Он был задушен в собственной коляске, когда спал на улице.
Щенок свернулся калачиком у плиты. Ингер Йоханне внимательно смотрела на него. Под мягкой короткой шерстью отчётливо проступали рёбра, ритмично поднимавшиеся в такт дыханию. Глаза были полузакрыты, и сквозь острые молочные зубы виднелся кончик влажного бледно-розового языка.
– Тогда это не он, – проговорила она и почувствовала, что ей не хватает воздуха. – Он не душит. Он похищает и убивает способом, который мы не… не понимаем. Он не станет душить спящих младенцев. Это разные люди. В Тромсё? Ты сказал, в Тромсё?
Она пристукнула кулаками по столу, словно подтверждая: расстояние, разделяющее Осло и Тромсё, доказывает, что это трагическая смерть, но она не имеет отношения к их делу. Конечно, ужасно, когда умирает младенец, но его убил не… он.
– Тромсё. Не может быть!
Она наклонилась над столом и попыталась взглянуть Ингвару в глаза. Он отвернулся к кофеварке. С трудом, медленно поднялся, открыл шкафчик и вынул две кружки. Некоторое время не двигался, рассматривая их. На одной был нарисован «феррари», который посудомоечная машина отмыла до бледно-розового цвета. Другая была в виде дракона, одно крыло у него было сломано, а хвост служил ручкой. Он налил кофе и протянул кружку с автомобилем Ингер Йоханне. Она взяла кружку обеими руками и взглянула на Ингвара, ожидая, что тот согласится с её доводами. Тромсё слишком далеко. Это другой человек Это просто невозможно. Собака заскулила во сне.
– Записка, – сказал он глухо и подул на кофе. – Он снова оставил записку. Получай по заслугам.
– Но…
– О записке ещё никому не известно. В газетах нет ни слова об этом. Пока нам удалось сохранить информацию в тайне. Так что это он.
Ингер Йоханне взглянула на часы.
– Двадцать пять минут второго, – сказала она. – У нас есть четыре часа и тридцать пять минут, до того как прозвенит мой будильник. Примемся за дело. Я так понимаю, в чемодане, с которым ты пришёл, что-то лежит. Неси его сюда. У нас четыре с половиной часа.
– То есть единственная объединяющая деталь – записка?
Она откинулась на спинку и скрестила за головой руки. Повсюду валялись жёлтые листочки. На холодильнике висел большой кусок ватмана, прежде свёрнутый в рулон; чтобы прикрепить его, пришлось израсходовать массу скотча. Три колонки, озаглавленные именами детей, содержали всевозможную информацию: от предпочтений в еде до сведений о состоянии здоровья. Колонка Тленна Хуго была практически пуста. Единственное, что им было известно о мальчике, который умер меньше суток назад, это предварительное заключение о причине смерти – удушение. Кроме того, они располагали сведениями о его возрасте и весе: нормальный, здоровый одиннадцатимесячный младенец.
На листе писчей бумаги, висящем над плитой, содержалась информация о его родителях: Мэй Берит и Фруде Бенонисен, 25 и 28 лет соответственно, живут в доме её матери. Оба работают в коммуне, он – уборщиком мусора, она – секретарём в приёмной председателя. Фруде закончил девять классов и имел за плечами не особенно удачную карьеру футболиста. Мэй Берит училась в университете Осло, сдала экзамены по истории религий и испанскому. Женаты два года.
– Записка. Жертвы – дети. Они все мертвы.
– Нет. А Эмили? О ней нам ничего не известно.
56 
