59 
«В эти же годы Липиньский начинает вырабатывать особый концертный стиль, — пишет Л.Н. Раабен, — основанный на большом, могучем, „объемном“ звуке и мощной кантилене, который останется для него навсегда характерным. Он предпочитает крупномасштабную, напористую игру. В начале его исполнительской карьеры этот стиль признавался далеко не всеми, и Липиньского не раз упрекали в „оркестральной“ манере игры. Такая манера резко противоречила изящному салонно-виртуозному направлению, которое в ту пору завоевывало большую популярность.
Однако мастерство юного виртуоза побеждало предубеждения и властно завоевывало слушателей».
В 1814 году Липиньский выехал в Вену. В столице Австрии музыкант встретился со Шпором, игру которого оценил очень высоко. В свою очередь, Шпор отнесся к молодому музыканту с большой сердечностью. «Встреча со Шпором в Вене сыграла важную роль в жизни Липиньского. Много общего было в их игре и в жизненном пути двух замечательных скрипачей… — пишет В.Ю. Григорьев. — У Шпора Липиньский нашел мощный концертный стиль, полновесную основательную манеру, основанную на прилегающих штрихах, полнокровное звукоизвлечение, яркое волевое начало. Недаром Шпора называли „рыцарем скрипки“. Особенно близко было Липиньскому стремление Шпора к широкому инструментальному пению, тембровому разнообразию…»
Начинаются европейские гастроли. Всюду его игра вызывает восторг. Шпор направляет его к видному музыканту Сальвини, ученику прославленного Тартини. Липиньский так описывает эту встречу: «Послушав четверть часа, он поднялся, посмотрел впервые внимательно на меня, а затем на мою скрипку и воскликнул: „Хватит!“ Я немного успокоился, когда он сказал мне, чтобы я пришел к нему на следующее утро… На следующий день я пришел в дом сеньора Сальвини в назначенное время. Он принял меня с большой сердечностью и, пока я доставал ноты, попросил: „Дайте, пожалуйста, мне вашу скрипку“. Я передал ее ему и был поражен, увидев, как он крепко ухватил ее за гриф и ударил всем корпусом об угол стола, так что она разбилась вдребезги. Но, с величайшим хладнокровием и спокойствием, старик открыл затем скрипичный футляр, лежавший на том же столе, и, бережно взяв из него скрипку, сказал мне: „Попробуйте этот инструмент“. Я взял его и после того как сыграл одну из сонат Бетховена, Сальвини протянул ко мне руки и сказал с чувством: „Вы, несомненно, осведомлены, что я прежде был прилежным учеником Тартини. Он дал мне этот большой и подлинный Страдивари, который я храню в память о нем. Вы знаете, как использовать такой инструмент и выявить экспрессию, какую он в себе скрывает… Вы единственный, кто достоин быть наследником Тартини. Примите же эту скрипку как подарок от меня и в память о Тартини“».
Скрипка Страдивари попала в надежные руки. Долгое время Липиньского связывали дружеские отношения с крупнейшими музыкантами Европы. В дальнейшем случались события, охладившие отношения двух виртуозов, но они всегда сохраняли уважение друг к другу. Их артистические звезды мирно сосуществовали. Искусство польского музыканта высоко ценили Г. Берлиоз, Ф. Лист, Р. Шуман, посвятивший ему свой «Карнавал», и многие другие композиторы.
Концерты Липиньского во Львове, Варшаве, Вене проходят с большим успехом. В Италии он встретился с Паганини. После концерта Липиньский бросился за кулисы. Так состоялось их знакомство, перешедшее в крепкую дружбу. «Я забыл рассказать тебе, — писал Паганини из Болоньи 1 июля 1818 года одному из друзей, — некий Липиньский, поляк, профессор скрипки, приехал из Польши в Италию, специально, чтобы услышать меня. Мы встретились в Пьяченце и проводим вместе почти все вечера, он меня обожает. Исключительно хорошо играет мои квартеты. Липиньский возвращается в Польшу, чтобы поработать несколько лет в моем жанре, и слышать не хочет о каком-либо другом учителе».
Их состязание и дальнейшие совместные концерты многое дали Липиньскому, помогли ему сформироваться в скрипача европейского масштаба.
По возвращении из Италии скрипач давал концерты в России. Очень тепло встречали Кароля Липиньского в Петербурге, Москве, Киеве, Одессе, Вильно. Он исполнял разнообразные программы, в том числе и собственные сочинения. Его игрой восхищались М. Глинка, молодой В.В. Стасов, Н. Голицын, А. Дюбюк. В эпистолярном наследии московского меломана А. Булгакова находим и такие строки: «Ну, уж Липиньский! Я скрипку не люблю, но он меня с нею примирил, а может быть, и поссорил, потому что не захочу никого более слушать. В его руках это как будто другой совсем инструмент. Нет ни одного сомнительного звука, ни одной резкой ноты, что так часто встречается на скрипке: нет этого свиста Какой смычок, какой вкус и какие трудности, исполняемые без усилия. Я Дица не очень помню, да и слыхал его уже в сумасшествии, но старики знатоки ставят Липиньского выше Дица и Роде».
59 
