Не замечая, как внимательно слушает застывший рядом Матиас, Жюльет рассказывала истории – про клиента, который ест чипсы вилкой, или еще про типа, который приходит по вторникам и за обедом смотрится в карманное зеркальце. В три часа утра все снисходительны к историям: и к тем, что приходится слушать, и к тем, что рассказываешь сам. Поэтому Старине Вандузлеру тоже позволили рассказать о кое-каких криминальных эпизодах. Он говорил медленно и убедительно. Это здорово нагоняло сон. Люсьена оставили все сомнения относительно необходимости противостоять наступлениям на Восточном и Западном фронтах. Матиас пошел за водой и потом сел на первое попавшееся место, даже не в поле зрения Жюльет. Это удивило Марка, который обычно не ошибался насчет волнения, пусть даже легкого и мимолетного. Выходит, в душе у Матиаса читать не так легко, как у других. Может быть, он шифруется? Жюльет что-то сказала на ухо Софии. София покачала головой. Жюльет настаивала. Ничего не было слышно, но Матиас сказал:
– Если София Симеонидис не хочет петь, не надо настаивать.
Жюльет удивилась, а София вдруг передумала. И наступил тот редкостный миг, когда София Симеонидис пела перед четырьмя людьми, закрывшимися в «Бочке» в три часа ночи, пела тайно, под аккомпанемент Жюльет, у которой обнаружились некоторые способности, или, скорее всего, она просто привыкла играть на пианино для Софии. Видно, София иногда устраивала такие потайные сольные концерты после закрытия ресторана, для себя самой и для подруги.
По правде говоря, после редкостного мига никогда не знаешь, что сказать. На канавокопателей обрушилась усталость. Все встали, оделись. Закрыли ресторан и пошли в одну сторону. И лишь очутившись перед своим домом, Жюльет сказала, что позавчера один из официантов сыграл с ней злую шутку. Ушел без предупреждения. Жюльет запиналась, ей было трудно договорить. Она собиралась завтра дать объявление, но, как ей показалось, вернее, она слышала, что…
– Что мы в дерьме, – закончил Марк.
– Ну да, – сказала Жюльет, мгновенно оживившись, когда главная трудность была преодолена. – Вот я и подумала сегодня за пианино, что, в конце концов, работа есть работа и место может заинтересовать одного из вас. Конечно, после университетов место официанта не предел мечтаний, но в ожидании лучшего…
– Откуда вы знаете, что мы учились? – спросил Марк.
– Это видно, когда сам не учился, – сказала Жюльет, рассмеявшись в темноте.
Марк почему-то почувствовал себя неловко. Досадно оказаться разгаданным и предсказуемым.
– А как же пианино? – спросил он.
– Пианино – это другое, – объяснила Жюльет. – Мой дед был фермером и меломаном. Он отлично разбирался в свекле, льне, пшенице, ржи, картошке и музыке. В течение пятнадцати лет он заставлял меня брать уроки музыки. Такая вот у него была навязчивая идея… Приехав в Париж, я работала помощницей по хозяйству, и с пианино было покончено. Я смогла вернуться к нему лишь гораздо позже, когда дед оставил мне после смерти солидный капитал. У него было много гектаров и много навязчивых идей. Он поставил обязательное условие: для вступления в права наследства я должна возобновить занятия музыкой… Конечно, – продолжала Жюльет со смехом, – нотариус сказал мне, что такое условие не действительно. Но мне захотелось осуществить дедову навязчивую идею. Я купила дом, ресторан и пианино. Вот как все получилось.
– И поэтому в меню часто встречается свекла? – спросил Марк с улыбкой.
– Вот именно, – сказала Жюльет. – Свекольные гаммы.
Пять минут спустя Матиас был принят на работу. Он улыбался, стискивал ладони. Позже, поднимаясь по лестнице, Матиас спросил у Марка, почему тот солгал, сказав, что не может занять это место, потому что у него есть кое-что на примете.
– Потому что это правда, – сказал Марк.
– Это неправда. Ничего у тебя на примете нет. Почему ты не согласился?
– Потому что берет тот, кто увидит первым, – сказал Марк.
– Что увидит?… Боже мой, где Люсьен? – спохватился он.
– Проклятье, боюсь, мы оставили его внизу.
Люсьен, выпивший вина не меньше, чем поместилось бы в двадцати картонных стаканчиках, не смог преодолеть первый лестничный пролет и заснул на пятой ступеньке. Марк и Матиас подхватили его под мышки.
Тут в дом вошел Вандузлер, он проводил Софию до ее дверей и был в прекрасной форме.
– Дивная картина, – прокомментировал он. – Три евангелиста, цепляясь друг за друга, пытаются совершить невозможное вознесение.