182 
– Это так, ваше величество, но я вернулся под тем условием, что передам вам требования народа.
– Требования! – сказала Анна Австрийская, нахмурив брови. – О господин маршал, вы, вероятно, находились в очень большой опасности, если взяли на себя такое странное поручение!
Эти слова были сказаны с иронией, которая не ускользнула от маршала.
– Простите, ваше величество, – отвечал он, – я не адвокат, а человек военный, и потому, быть может, выбираю не те выражения; я должен был сказать: «желание» народа, а не «требования». Что же касается замечания, которым вы удостоили меня, то, по-видимому, вы желали сказать, что я испугался?
Королева улыбнулась.
– Да, признаюсь, ваше величество, я боялся, и это случилось со мной лишь третий раз в жизни, а между тем я участвовал в двенадцати больших боях и не помню уж в скольких схватках и стычках. Да, я испытал страх, и мне не так страшно даже в присутствии вашего величества, невзирая на вашу грозную улыбку, как перед всеми этими чертями, которые проводили меня до самых дверей и которые бог весть откуда взялись.
– Браво, – прошептал д’Артаньян на ухо Портосу, – хорошо сказано.
– Итак, – сказала королева, кусая губы, между тем как окружающие с удивлением переглядывались, – в чем же состоит желание моего народа?
– Чтобы ему возвратили Бруселя, ваше величество, – ответил маршал.
– Ни за что! – воскликнула королева. – Ни за что!
– Как угодно вашему величеству, – сказал маршал, кланяясь и делая шаг назад.
– Куда вы, маршал? – удивленно спросила королева.
– Я иду передать ваш ответ тем, кто его ждет, ваше величество.
– Останьтесь. Я не хочу, это будет иметь вид переговоров с бунтовщиками.
– Ваше величество, я дал слово, – возразил маршал.
– И это значит?..
– Что, если вы меня не арестуете, я должен буду вернуться к народу.
В глазах Анны Австрийской сверкнула молния.
– О, за этим дело не станет! – сказала она. – Мне случалось арестовывать особ и более высоких, чем вы. Гито!
При этих словах Мазарини поспешно подошел к королеве.
– Ваше величество, – сказал он, – если мне позволительно тоже дать вам совет…
– Отпустить Бруселя? Если так, вы можете оставить свой совет при себе.
– Нет, – отвечал Мазарини, – хотя этот совет, может быть, не хуже других.
– Что же вы посоветуете?
– Позвать коадъютора.
– Коадъютора? – воскликнула королева. – Этого интригана и бунтовщика? Ведь он и устроил все это!
– Тем более, ваше величество. Если он устроил этот бунт, он же сумеет и усмирить его.
– Поглядите, ваше величество, – сказал Коменж, стоявший у окна. – Случай как раз благоприятствует вам. Сейчас коадъютор благословляет народ на площади Пале-Рояля.
Королева бросилась к окну.
– В самом деле, – сказала она. – Какой лицемер, посмотрите!
– Я вижу, – заметил Мазарини, – что все преклоняют пред ним колена, хотя он только коадъютор; а будь я на его месте, они разорвали бы меня в клочья, хоть я и кардинал. Итак, я настаиваю, государыня, на моем желании (Мазарини сделал ударение на этом слове), чтобы ваше величество приняли коадъютора.
– Почему бы и вам не сказать: на своем требовании? – сказала королева, понизив голос.
Мазарини только поклонился.
Королева с минуту размышляла. Затем подняла голову.
– Господин маршал, – сказала она, – приведите ко мне господина коадъютора.
– А что мне ответить народу? – спросил маршал.
– Пусть потерпят, – отвечала Анна Австрийская, – ведь терплю же я.
Тон гордой испанки был так повелителен, что маршал, не говоря ни слова, поклонился и вышел.
Д’Артаньян повернулся к Портосу:
– Ну, чем же все это кончится?
– Увидим, – невозмутимо ответил Портос.
Тем временем королева, подойдя к Коменжу, тихонько заговорила с ним.
Мазарини тревожно поглядывал в ту сторону, где находились д’Артаньян и Портос.
Остальные присутствующие шепотом разговаривали между собой.
Дверь снова отворилась, и появился маршал в сопровождении коадъютора.
– Ваше величество, – сказал маршал, – господин Гонди поспешил исполнить ваше приказание.
Королева сделала несколько шагов навстречу коадъютору и остановилась, холодная, строгая, презрительно оттопырив нижнюю губу.
Гонди почтительно склонился перед ней.
– Ну, сударь, что скажете вы об этом бунте? – спросила она наконец.
– Я скажу, что это уже не бунт, а восстание, – отвечал коадъютор.
182 
