Особенно,... 
213 
Принцесса ничего не отвечала, а только улыбнулась одной из свойственных ей улыбок, при которой все лицо ее оставалось неподвижным и только губы кривились. Она тотчас же переменила тему разговора:
— Мы нашли Париж совершенно таким же, как покинули его: по-прежнему интриги, козни, кокетство.
— Интриги! Какие интриги? — спросила королева-мать.
— Много говорят о господине Фуке и госпоже Плесси-Бельер.
— Которая записалась, значит, под десятитысячным номером? — усмехнулась королева-мать. — Ну а козни?
— По-видимому, у нас какие-то неприятности с Голландией.
— Принц рассказал мне историю с медалями.
— Ах, медали, отчеканенные в Голландии, — воскликнула молодая королева, — на которых изображено облако, проходящее по солнцу-королю! Напрасно вы называете это кознями. Это просто неприличная выходка.
— Такая жалкая, что король не обратит на нее внимания, — заметила королева-мать. — А что вы скажете о кокетстве? Вы намекали на госпожу д’Олон?
— Нет, нет! Нужно искать поближе.
— Casa de usted16, — прошептала королева-мать на ухо невестке, не шевеля губами.
Принцесса не услышала этих слов и продолжала:
— Вы знаете ужасную новость?
— Как же! О ранении господина де Гиша?
— И вы, как и все, объясняете это несчастным случаем на охоте?
— Да, конечно, — ответили обе королевы, проявив на этот раз интерес.
Принцесса подошла ближе.
— Дуэль! — произнесла она.
— А! — воскликнула Анна Австрийская, для ушей которой слово дуэль звучало неприятно: во время ее царствования дуэли были запрещены во Франции.
— Прискорбная дуэль, которая чуть было не стоила принцу двух его лучших друзей, а королю — двух преданных слуг.
— Из-за чего же произошла эта дуэль? — спросила молодая королева, движимая каким-то тайным инстинктом.
— Из-за кокетства, — торжествующе сказала принцесса. — Противники рассуждали о добродетели одной дамы: один находил, что рядом с нею Паллада — ничто; другой уверял, будто эта дама подражает Венере, прельстившей Марса, и эти господа подрались, как Ахилл с Гектором.[*]
— Венера, прельстившая Марса? — прошептала молодая королева, не решаясь углублять аллегорию.
— Кто же эта дама? — начала без обиняков Анна Австрийская. — Вы как будто сказали, что она фрейлина?
— Неужели сказала? — удивилась принцесса.
— Да. Мне показалось даже, что вы назвали ее имя.
— А знаете ли вы, что такая женщина приносит большое несчастье в королевский дом?
— Это мадемуазель де Лавальер? — спросила королева-мать.
— Представьте, да; эта дурнушка.
— Я считала ее невестой одного дворянина, который не является ни господином де Гишем, ни господином де Вардом.
— Очень возможно, ваше величество.
Молодая королева взяла вышивание и с притворным спокойствием стала распутывать нитки; однако дрожащие пальцы выдавали ее волнение.
— Что такое вы сказали о Венере и Марсе? — продолжала расспрашивать королева-мать. — Разве есть какой-нибудь Марс?
— Она хвастается, что есть.
— Вы говорите, хвастается?
— Это и было причиной дуэли.
— И господин де Гиш держал сторону Марса?
— Да, конечно, как преданный его слуга.
— Преданный слуга! — вскричала молодая королева, забыв всякую сдержанность, настолько ее мучила ревность. — Чей слуга?
— Защищать Марса, — говорила принцесса, — можно было, только принеся в жертву Венеру. Поэтому господин де Гиш утверждал, что Марс решительно ни в чем не повинен и что Венера просто хвастунья.
— А господин де Вард, — спокойно спросила Анна Австрийская, — настаивал, что Венера права?
«Дорого же вы, де Вард, поплатитесь за рану, нанесенную благороднейшему человеку!» — подумала принцесса.
Она с ожесточением напала на де Варда, мстя таким образом за раненого и возвращая одновременно собственный долг; принцесса была уверена, что ей удастся окончательно погубить своего врага. Она наговорила о нем так много, что если бы слова ее слышал Маникан, он пожалел бы о своих хлопотах за друга, — столько вреда принесли они несчастному врагу.
— Во всем этом, — сказала Анна Австрийская, — я вижу только одно зло — Лавальер.
Молодая королева снова принялась за работу с полнейшим хладнокровием. Принцесса слушала.
213 
