Последние отзывы

  45  

— Что мне с ней делать? Хочешь надеть это сегодня на ужин?

Эдилин угрюмо заглянула в сундук.

— Я бы скорее дала обрить себе голову, чем надела бы что-то из этих драгоценностей.

Ангус осторожно поставил шкатулку на пол.

— Забери ее.

— Я? А мне она на что?

Эдилин посмотрела на него в недоумении:

— Разве ты не знаешь, что сережки с бриллиантами — писк мужской моды в Лондоне? Я уверена, что капитан непременно будет сегодня в серьгах.

Ангус пару раз моргнул, затем улыбнулся:

— О, девочка, на этот раз ты меня разыграла. Эти побрякушки для женщин, и их следует носить тебе.

Эдилин села на пол.

— Но я не буду их носить. Они принадлежат другой женщине, и я ни за что не надену их.

Он поднял шкатулку и положил ее в сундук.

— Тогда отправь их хозяйке.

— Ну уж нет! — воскликнула Эдилин. — Насколько я могу судить, они с Джеймсом заодно. Я хочу, чтобы эти драгоценности взял ты. Если не хочешь брать у меня золото, возьми этот набор. Продай его и купи себе участок земли, коров, свиней, чего пожелаешь.

— «Или отдай их своей жене»? — тихо спросил он.

— По моим наблюдениям, тебе нравятся женщины, которые слишком толсты для того, чтобы шея их влезла в это колье, — пробурчала Эдилин, одарив его фальшивой улыбкой.

Он засмеялся:

— Я не думаю…

— Только не смей мне говорить, что ты не возьмешь парюру! Ты многое сделал для меня и многим рисковал. Не может быть, чтобы ты был настолько горд, чтобы, отправляясь в чужую страну без гроша в кармане, отказываться от побрякушек, стоящих баснословные деньги. Что ты будешь делать в Америке? Продашься в рабство? Тебе придется семь лет работать на хозяина, пока ты не получишь свободу. Но возможно, твой хозяин окажется добрым и не будет бить тебя слишком часто, а может, даже даст тебе фунт или два, когда ты отработаешь свой срок.

— Ну и острый у тебя язык!

— Его сделали острым мужчины, которые смотрели на меня, но видели лишь мое золото.

Ангус промолчал, лишь ласково посмотрел на нее. Волосы ее растрепались, и он, не удержавшись, заправил выбившуюся прядку за ухо.

— Я вижу золото, но не то, что лежит в твоих сундуках. То, что я вижу, стоит дороже золота.

— Достоинство дороже золота, — сказала она по-латыни.

Пару секунд они смотрели друг на друга молча, и тут Эдилин вспомнила все, что он сказал ей всего несколько минут назад насчет соблюдения дистанции. Она отвела взгляд и посмотрела на платье у себя на коленях.

— Эта женщина размерами с тебя. Что мне делать с ее платьями? Я никогда не смогу ушить их по себе.

Ангус положил ладонь на ее руку, заставив Эдилин опустить платье.

— Спасибо, — сказал он. — Я возьму драгоценности. Спасибо за твою щедрость.

Чтобы спрятать румянец смущения, она чуть ли не с головой залезла в сундук.

— То, что ты для меня сделал, и то, чем ты пожертвовал, стоит куда дороже, чем кучка уродливых старых побрякушек.

— Так вот в чем дело? Они просто вышли из моды?

— Давным-давно. Моя бабушка, если бы она у меня была, ни за что не надела бы такое старье.

Обстановка разрядилась сама собой, и Эдилин почувствовала облегчение. Вытащив из сундука последнее платье, она сказала:

— Что ты будешь делать, когда мы приедем в Америку?

— У меня не было времени подумать об этом. — Ангус встал, потянулся, нависнув над ней, словно башня. — Думаю, мне захочется купить участок земли. — Он взглянул на шкатулку у своих ног. — Возможно, я попрошу сестру приехать ко мне в Америку.

— И Тэма, — добавила Эдилин.

— Тэма? — переспросил Ангус. — Парня, который был в тебя влюблен?

— Все шотландцы были в меня влюблены, — сказала она. — Кроме тебя.

Ангус улыбнулся:

— Думаю, ты права. Даже мой дядя Малькольм обожал тебя.

Она протянула ему руку, и он помог ей подняться. На секунду они замерли, глядя в глаза друг друга.

— Может, выйдем на палубу? Хочешь посмотреть, как ветер раздувает паруса?

— Хорошая мысль.

— Но береженого Бог бережет, — улыбнулся Ангус и, взяв в руки шкатулку, обвел каюту взглядом.

Он сразу приметил встроенный шкафчик под подоконником, открыл одну из створок и поставил шкатулку на бок так, чтобы с первого взгляда ее никто не заметил.

— И это относится не столько к этой шкатулке, сколько к тебе.

— Ты собрался и меня оберегать? Зачем? — спросила она, когда он догнал ее возле двери.

  45