— Прощу меня извинить, сэр! — воскликнула Эдилин. Она успела прийти в себя, расправила плечи и гордо вскинула голову. — Я не намерена выходить замуж ни за одного из этих… — Она окинула каждого из них взглядом, в который вложила всё презрение, на какое была способна, и, понизив голос, добавила: — В завещании отца сказано, что я могу выйти замуж по своему выбору, и я уж точно не выберу никого из этих… мужчин.
— Ты сделаешь так, как я скажу, — сказал дядя и взмахнул рукой, давая ей понять, что разговор окончен и она может уходить.
— Нет! — крикнула ему в лицо Эдилин.
Она большую часть своей жизни провела в школах-пансионах и была по горло сыта всеми теми, кто указывал ей, что делать, когда и как.
— Сделаешь, — повторил Невилл Лоулер. — А если попытаешься мне перечить, я устрою тебе такую жизнь, что ты пожалеешь о том, что родилась на свет. И если расскажешь об этом кому-нибудь из этих любопытных шотландцев, тоже не рассчитывай на мое прощение. А теперь убирайся!
Оба приятеля Невилла смотрели на Эдилин с торжеством. Тот, что моложе, окинул ее медленным откровенным взглядом, недвусмысленно давая понять, чего именно он от нее хочет.
Развернувшись, она выбежала из комнаты.
На следующий день между ней и дядей началась необъявленная война. Эдилин написала Джеймсу письмо, в котором сообщала ему о жутких условиях, выставленных дядей. Но дядя отобрал письмо у Мораг, которую Эдилин попросила отнести его на почту, и в тот же вечер с выражением прочел это письмо племяннице в присутствии упомянутых в нем мужчин, Баллистера и Элвоя, а затем швырнул листок в огонь.
— Лучше бы тебе смириться с судьбой, — посоветовал дядя. — Ты сейчас в Шотландии, тут ты и останешься. То золото, что завещал тебе отец, за два дня до твоего восемнадцатилетия отправят мне. Что касается тебя, ты будешь делать то, что захочет муж.
Это заявление вызвало у всех троих дружный взрыв хохота.
Остаток дня Эдилин провела у себя в спальне. Она поняла, что надеяться нужно только на себя. Здесь никто ее спасать не станет.
Когда Мораг принесла ей ужин, Эдилин позаботилась о том, чтобы добрая женщина увидела ее в слезах.
— О, мисс, что с вами?
— Я поссорилась с человеком, которого люблю, — пожаловалась Эдилин. — Я в письме попросила у него прощения, но дядя сказал, что он не стоит моих печалей, и порвал письмо.
Эдилин заметила, что Мораг покраснела до корней волос. Так и есть! Похоже, Мораг чувствовала себя виноватой за то, что у нее отобрали письмо.
— Вы напишите ему еще раз, и я позабочусь о том, чтобы ваше послание ушло в Лондон, — сказала Мораг.
— А дядя его не увидит?
— Доверьтесь мне. Я не стану мешать влюбленным. Я и сама когда-то была молодой.
— И, готова поспорить, поклонников у вас хватало.
Мораг улыбнулась:
— В те времена меня любил вождь, но женился он на другой.
— Вождь?
— Самый главный в клане.
— А, понятно, — кивнула Эдилин, но она была слишком занята составлением письма Джеймсу, чтобы слушать Мораг,
Когда дядя с выражением продекламировал то первое, угодившее в огонь письмо, Эдилин поняла, что слишком сгустила краски. Ее следующее письмо будет написано в более спокойном тоне. Никаких эмоций, никаких восклицаний — только голые факты. Она сообщит Джеймсу обо всем, о чем успела узнать, в том числе и о том, когда прибудет в Шотландию золото.
Эдилин запечатала конверт и отдала его Мораг, молясь о том, чтобы горничная не подвела ее и не передала письмо дяде. Ни на следующий день, ни потом дядя ничего о письме не сказал, что дарило Эдилин надежду на то, что оно дойдет до адресата.
Эдилин решила действовать всеми доступными ей средствами. Она не только обратилась за помощью к Джеймсу, но и решила воззвать к здравому смыслу своего дяди. Она сменила тактику. Вместо того чтобы сидеть, запершись, в спальне и горевать, она приходила к Невиллу и пыталась его вразумить. Он еще ни разу ее не ударил, но лишь потому, что она научилась проворно пригибаться и быстро бегать.
Если в замке у Эдилин и Невилла шла непрестанная война, то за пределами замка царила полная идиллия. Все шотландцы были необычайно добры к Эдилин. Каждый день она выезжала на прогулку. В первый день Эдилин попыталась сбежать, решив добраться до Лондона на своей кобыле, но дядя пустился за ней в погоню. Несмотря на то что Невилл был толст и мало двигался, всадником он оказался отменным. Он сидел на своем громадном жеребце так, словно родился в седле. Он остановил кобылу племянницы, перехватив поводья.