Однажды, душным вечером, когда Бофранк сидел у себя в комнатах перед настежь распахнутым окном и читал наставление Тремаля по оружейной науке, к нему постучали. Это оказался незнакомый конестаблю человек очень высокого роста в гражданском платье. Он, приложив руку к сердцу, поклонился и сказал:
– Прошу извинить меня, хире Бофранк, но я прибыл, дабы исполнить волю известного вам грейсфрате Броньолуса. Меня зовут Шарден Клааке, я секретарь грейсфрате.
– Чем я могу быть полезен ему в столь поздний час? – недовольным тоном спросил Бофранк, отложив в сторону трактат Тремаля.
– Дело в том, что грейсфрате давно повелел мне в случае, если с ним случится нечто прискорбное, тотчас же звать вас. На то у него заготовлено и специальное письмо к руководству Секуративной Палаты, располагающее вас к любым действиям, какие вы сочтете нужными.
– С грейсфрате что-то случилось?!
– Он умер, хире Бофранк. Вернее, он был убит, – скорбно произнес Клааке.
Простая открытая двуколка быстро доставила их к домику на берегу озера Моуд, где, оказывается, жил грейсфрате. Там уже стояли кареты с гербами миссерихордии и Секуративной Палаты, толпились зеваки из ближних жилищ. Один из гардов хотел было остановить Бофранка, но Клааке лишь оттолкнул его и провел конестабля на второй этаж, где помещалась спальня Броньолуса.
– А, это вы, Бофранк, – сказал молодой секунда-конестабль Лоок, завидев новое лицо. – Вас-то мы и ждали. Ничего не дают без вас делать – на то есть завещание убитого.
– Где он?
– Прошу, – сказал Лоок и прошел вместе с Бофранком в смежную со спальней комнату. Там находился небольшой кабинет: стены сплошь в книжных полках. На полу посредине кабинета лежал, раскинув руки в стороны, грейсфрате. Он был облачен в шелковую ночную рубаху кремового цвета, который угадывался, впрочем, лишь по рукавам – остальная часть была залита кровью.
– Орудие убийства обнаружили? – спросил Бофранк.
– Нет. Несколько ударов ножом, как я могу видеть. Ближе тело пока никто не осматривал.
– Кто нашел его?
– Я, – сказал Клааке. – Я, как всегда, принес грейсфрате почту и…
– Он находился в доме один?
– Есть прислуга, но в другом крыле.
– Прислуга никого не видела и ничего не слышала, – добавил Лоок. – Я уже успел поговорить с ними об этом.
– Дайте мне больше света, – велел Бофранк, опускаясь на колени рядом с телом так, чтобы не запачкать своих штанов в натекшей крови. Тут же появились люди со светильниками.
Глаза Броньолуса были закрыты, а на лице застыло странное умиротворенное выражение, словно бы он умер своей смертью в постели, в окружении приятных и близких ему людей. Это никак не сочеталось со страшными ножевыми ранами и лужей крови.
Поддев пальцем ворот рубахи, Бофранк сдвинул ее немного вниз и увидел то, чему нисколько не удивился.
В конце концов, Броньолус недаром позвал его посмотреть на свою смерть.
На груди мертвеца были аккуратно вырезаны два квадрата.
– Что это может означать? – спросил склонившийся рядом Клааке. От него слегка пахло розовым вином и чесночным соусом, и Бофранк немного отворотился.
– Я скажу вам, но чуть позже, – отвечал он.
– И это верно, потому что вас хочет видеть грейсфрате Баффельт, – сказал невесть откуда по явившийся брассе Хауке.
На все той же двуколке, но теперь уже в сопровождении Хауке, Бофранк был отвезен в высокий, совсем недавно выстроенный дом не столь далеко от жилища Броньолуса. Насколько знал конестабль, грейсфрате Баффельт теперь временно исполнял обязанности покойного Броньолуса. Слухи о возможном преемнике грейсфрате, коли того, разумеется, утвердят епископы, ходили самые разные: что хитер, что умен, что чревоугодник и сластолюбец, о втором, впрочем, подтверждений нет, что сочетал в трудах своих непомерную жестокость с проявлениями человеколюбия… Достоверно конестабль знал лишь, что Баффельт чрезвычайно толст, в чем и убедился, как только увидел грейсфрате, восседающего в огромном, не иначе как по особому заказу изготовленном кресле.
Более всего миссерихорд напоминал бычий пузырь, наполненный жиром, как его хранят колбасники. Розовая тонкая кожа натянута была на лице и руках так, словно вот-вот лопнет и забрызгает все вокруг своим содержимым. В то же время лицо грейсфрате имел приятное, глаза – нежно-голубые, а волосы желтые, как осенняя нива.
Брассе Хауке тут же оставил их наедине, и Баффельт принялся совершенно беззастенчиво рассматривать конестабля. Бофранк поискал глазами, куда сесть, не нашел и остался стоять, лишь прислонившись плечом к дверному косяку.