Последние отзывы

  21  

На их ор сбежались дворники и кухонные рабочие. Те, кто успел уйти до начала концерта, тоже подтянулись. Даже собаки, живущие в сторожке, не остались равнодушными — подвыли в припеве. Короче, импровизированный концерт имел шумный успех. Насладившись им, Сонька рухнула в объятия Зорина и благополучно уснула, оглашая столовую совсем не мелодичным пьяным храпом.

… Мы отнесли поп-диву в комнату, уложили на кровать, Зорина «поставили на часы», чтобы засек момент пробуждения и просигнализировал (Сонька спросонья может таких дел наворотить, не обрадуешься), а сами отправились на дискотеку.

Проходила она в так называемом Музыкальном зале. От былых, музыкальных, времен в нем сохранился только рояль без клавиш и крышки, в который народ сбрасывал пустые бутылки, и огромные неработающие колонки по углам. В остальном же помещение больше напоминало читальный зал библиотеки. Безликие стулья по стенам, низкие журнальные столики между ними, на них искусственные цветы в дешевых вазах, а на стене потускневший от времени и солнца плакат «Спички детям не игрушка!».

И среди этого доперестроечного барахла, среди пыльных обломков пионерского быта, высилась пирамида современнейшего музыкального центра. Его притащил из дома наш радист Леша Стапчук. Как и хрустальный шар, и светомузыку, и даже шнуры с усилителем. Иначе танцевать бы нам под баян и в полной темноте. Сам радист восседал за пультом соей махины, тыкал в какие-то кнопки, прикладывал к уху наушники, хмурился, радовался, подпевал, короче, вел себя, как настоящий ди-джей. Одет он был тоже по-диджейски. Кожаная жилетка на голое тело, на груди шаманский амулет, на запястьях неоновые браслетики, бандана на лысом черепе. В усах (длинные запорожские усы были гордостью Стапчука) поблескивали звезды и сердца, те, что девочки-тэнейджеры любят клеить на свои гладкие детские мордашки…

Когда мы вошли в зал, он уже был забит до отказа. Пришли все. Даже банкиры притащились, правда, в ополовиненном составе. С дикими глазами они наблюдали, как «колбасится» хмельная Ниночка; прыгает, сбивая макушкой люстры, Лева; отплясывает канкан Суслик; а Санин с Маниным втихаря тырят из рояля оставшиеся клавиши. Но особый восторг у них вызвал испанский танец в исполнении Сереги и Тю-тю. Серега выступал в роли влюбленного мачо, а Тю-тю знойной мадридской красавицы. Первый то и дело бухался на одно колено, прижимал руки к груди, тряс головой и почему-то кричал: «Асса!», второй носился вокруг коленопреклонного кавалера с надменным видом и задранной юбкой, из-под которой сверкали мосластые волосатые ляжки…

После недолго наблюдения за этим безобразием, один из банкиров — бугаина с бритым черепом — со словами «Ну, блин, дают!» вынул из-за пазухи роскошную бутылку джина, отпил от нее добрую половину и, бодро взвизгнув, ринулся в круг танцующих.

Отплясав канкан, взмыленный Суслик, подскочил ко мне со словами:

— Я выбрал!

— Что выбрал? — не поняла я.

— Выбрал, с кем хочу познакомиться.

— Долго же ты думал! И с кем?

— С высокой. Хотя сначала решил осчастливить маленькую.

Я недоверчиво на него покосилась. ОСЧАСТЛИВИТЬ? Неужели он серьезно?

— А ты уверен, что они будут счастливы с тобой познакомиться?

— Конечно, — уверенно кивнул он. — Я мужчина положительный. Почти непьющий. И с серьезными намерениями. Таких сейчас почти не осталось. Всем бы только в койку затащить, а там прости-прощай. А я, как честный человек, обязуюсь сразу жениться.

Я опять чуть не рассмеялась — теперь ясно, почему он постоянно жениться. Потому что честный. Но сдержалась и серьезно спросила:

— И почему ты передумал осчастливливать Соньку?

— Она хулиганка. И пьет слишком много. Мне тихая жена нужна. Покладистая.

Ну, Суслик! Ну юморист! Принять избалованную, капризную авантюристку (я о Ксюше) за тихую покладистую матрону, это ж как надо в женщинах не разбираться! Я хотела, было, раскрыть ему глаза, но не успела, так как на смену залихватскому «бумцу» пришел «медляк», и Суслика как ветром сдуло. Естественно в Ксюшином направлении.

— Вас можно? — пробасил над моим ухом бугай-банкир и, не дождавшись ответа, выволок на середину зала.

Ксюшу же ангажировал Суслик, ухитрившись опередить всех, даже юркого Сержика.

— Как тебя зовут, красавица? — спросил кавалер после недолгого молчания.

— Леля.

— Артемон.

— Кто? — опешила я.

— Я, — гоготнул он. — Артем то есть. А его, — он кивнул на стоящего в уголке низкорослого очкарика, — Кука.

  21