Последние отзывы

  56  

– Ты знаешь, что произошло?

– Где именно, сир?

– На Гревской площади?

– По правде говоря – нет.

– Сальсед отрекся от своих показаний.

– Вот как!

– Вам это безразлично, Жуаез?

– Мне?

– Да.

– Признаюсь откровенно, сир, я не придавал большого значения тому, что он мог сказать. К тому же я был уверен, что он от всего отречется.

– Но ведь он сперва сознался.

– Тем более. Его первые признания заставили Гизов насторожиться. Гизы и начали действовать, пока ваше величество сидели спокойно: это было неизбежно.

– Как! Ты предвидишь такие вещи и ничего мне не говоришь?

– Да ведь я не министр, чтобы говорить о политике.

– Оставим это, Жуаез.

– Сир…

– Мне понадобится твой брат.

– Мой брат, как и я сам, сир, всегда к услугам его величества.

– Значит, я могу на него рассчитывать?

– Разумеется.

– Ну, так я хочу дать ему одно небольшое поручение.

– Вне Парижа?

– Да.

– В таком случае это невозможно, сир.

– Как так?

– Дю Бушаж в настоящее время не может уехать.

Генрих приподнялся на локте и во все глаза уставился на Жуаеза.

– Что это значит? – спросил он.

Жуаез с величайшей невозмутимостью выдержал недоумевающий взгляд короля.

– Сир, – сказал он, – это самая понятная вещь на свете! Дю Бушаж влюблен, но он недостаточно искусно приступил к делу. Пошел по неправильному пути, и вот бедный мальчик начал худеть, худеть…

– И правда, – сказал король, – это бросилось мне в глаза.

– И все мрачнел, черт побери, – словно он живет при дворе вашего величества.

От камина до собеседника донеслось какое-то ворчание. Жуаез умолк и с удивлением огляделся по сторонам.

– Не обращай внимания, Анн, – засмеялся Генрих, – это одна из моих собачек заснула в кресле и рычит во сне. Так ты говоришь, друг мой, что бедняге дю Бушажу взгрустнулось?

– Да, сир, он мрачен, как сама смерть. Похоже, что он где-то повстречал женщину, все время пребывающую в угнетенном состоянии ума. Нет ничего ужаснее таких встреч. Однако и у подобных натур можно добиться успеха не хуже, чем у женщин веселого нрава. Все дело в том, как за них взяться.

– Ну, ты-то не очень смутился бы, распутник!

– Вот тебе и на! Вы называете меня распутником за то, что я люблю женщин?

Генрих вздохнул.

– Так ты говоришь, что у этой женщины мрачный характер?

– Так, по крайней мере, утверждает дю Бушаж. Я ее не знаю.

– И, несмотря на ее скорбное настроение, ты бы добился успеха?

– Черт побери! Все дело в том, чтобы играть на противоположностях. Настоящие трудности бывают только с женщинами сдержанного темперамента: они требуют от добивающегося их благосклонности одновременно и любезностей, и известной строгости, а соединить это мало кому удается. Дю Бушажу попалась женщина мрачная, и любовь у него поэтому несчастная.

– Бедняга! – сказал король.

– Вы понимаете, сир, – продолжал Жуаез, – что не успел он сделать мне это признание, как я начал его лечить.

– Так что…

– Так что в настоящее время курс лечения начат.

– Он уже не так влюблен?

– Нет, сир, но у него появилась надежда внушить любовь: это ведь более приятное лечение, чем вовсе лишать людей их чувства. Итак, начиная с сегодняшнего вечера, он, вместо того чтобы вздыхать на манер своей дамы, постарается развеселить ее, как только возможно: сегодня вечером, к примеру, я посылаю к его возлюбленной тридцать итальянских музыкантов, которые устроят под ее балконом неистовый шум.

– Фи! – сказал король. – Что за пошлая затея!

– Как так – пошлая? Тридцать музыкантов, которым равных нет в мире!

– Ну знаешь, черта с два развлекли бы меня музыкой в дни, когда я был влюблен в госпожу де Конде!

– Да, но ведь тогда были влюблены именно вы, сир.

– Безумно влюблен, – ответил король.

Тут снова послышалось какое-то ворчанье, весьма похожее на насмешливое хихиканье.

– Вы же сами понимаете, что это совсем другое дело, сир, – сказал Жуаез, тщетно пытаясь разглядеть, откуда доносятся странные звуки. – Дама, наоборот, равнодушна, как истукан, и холодна, как льдина.

– И ты рассчитываешь, что от музыки лед растает, а истукан оживет?

– Разумеется, рассчитываю.

Король покачал головой.

– Конечно, я не говорю, – продолжал Жуаез, – что при первом же взмахе смычка дама устремится в объятия дю Бушажа. Но она будет поражена тем, что ради нее устроен весь этот шум. Мало-помалу она освоится с концертами, а если они не придутся ей по вкусу, мы пустим в ход актеров, фокусников, чародеев, прогулки верхом, – словом, все забавы, какие только можно. Так что если веселье вернется не к этой скорбящей красавице, то уж, во всяком случае, к самому дю Бушажу.

  56