– Конечно. Но в чем дело? – понизив голос, спросил король.
– Дело в том, что он хочет в один миг выполнить поручение и в один же миг возвратиться, а это противоречит моим планам, сир, и планам господина кардинала.
– Иди же и поскорее спровадь этого влюбленного безумца.
Анн побежал за братом и нагнал его в прихожих.
– Итак, – сказал Жуаез, – ты очень торопишься выехать, Анри?
– Ну, конечно, брат.
– Потому что хочешь поскорее вернуться?
– Это правда.
– Значит, ты рассчитываешь пробыть в Шато-Тьерри лишь самое короткое время?
– Как можно меньше.
– Почему?
– Там, где развлекаются, брат, мне не место.
– Как раз наоборот, Анри, именно потому что монсеньер герцог Анжуйский должен устраивать для двора празднества, тебе бы и следовало остаться в Шато-Тьерри.
– Для меня это невозможно, брат.
– Из-за твоего желания удалиться от мира, жить в суровом затворничестве?
– Да, брат.
– Ты обращался к королю с просьбой о льготном сроке?
– Кто тебе об этом сказал?
– Да уж я знаю.
– Это верно, я ходил к королю.
– Ты не получишь льготы.
– Почему, брат?
– Потому что королю совсем неудобно лишаться такого слуги, как ты.
– Тогда наш брат-кардинал сделает то, что его величеству не угодно будет сделать.
– И все из-за какой-то женщины!
– Анн, умоляю тебя, не настаивай.
– Хорошо, успокойся, не стану. Но давай же наконец поговорим начистоту. Ты едешь в Шато-Тьерри. Так вот, вместо того чтобы возвращаться так поспешно, как тебе хотелось бы, ты – таково мое желание – подожди меня на моей квартире. Мы давно уже не жили вместе. Мне надо, пойми это, побыть наконец с тобой.
– Брат, ты едешь в Шато-Тьерри развлекаться. Брат, если я останусь в Шато-Тьерри, я все тебе отравлю.
– О, ничего подобного! Я ведь не так податлив, у меня счастливая натура, весьма способная совладать с твоим унынием.
– Брат…
– Позвольте, граф, – сказал адмирал с властной настойчивостью, – здесь я представляю вашего отца, и я требую, чтобы вы ждали меня в Шато-Тъерри. Там у меня есть квартира, где вы будете как у себя дома. Она в первом этаже, с выходом в парк.
– Раз вы приказываете, брат… – покорно вымолвил Анри.
– Называйте это как вам угодно, граф, желанием или приказанием, но дождитесь меня.
– Я подчиняюсь вам, брат.
– И я уверен, что ты не будешь на меня в обиде, – добавил Жуаез, сжимая юношу в объятиях.
Тот с некоторым раздражением уклонился от поцелуя, велел подавать лошадей и тотчас же уехал в Шато-Тьерри.
Он мчался, охваченный гневом человека, чьи планы оказались внезапно нарушенными, то есть просто пожирая пространство.
В тот же вечер, еще засветло, он поднимался на холм, где расположен Шато-Тьерри, у подножия которого течет Марна.
Имя его открыло ему ворота замка, где жил принц. Что же касается аудиенции, то ее пришлось дожидаться более часа.
Одни говорили, что принц в своих личных покоях, кто-то сказал, что он спит, камердинер высказал предположение, что он занимается музыкой.
Но никто из слуг не был в состоянии дать точный ответ.
Анри настаивал на скорейшем приеме, чтобы уже не думать о поручении короля и всецело предаться своей скорби.
По его настоянию, а также потому, что он и брат его были известны как личные друзья герцога, Анри впустили в одну из гостиных второго этажа.
Прошло полчаса, стали постепенно сгущаться сумерки.
В галерее послышались тяжелые шаркающие шаги герцога Анжуйского. Анри узнал их и приготовился выполнить положенный церемониал.
Но принц, который, видимо, очень торопился, сразу же избавил посланца от всяких формальностей, – он взял его за руку и поцеловал.
– Здравствуйте, граф, – сказал он, – зачем это вас потревожили и заставили ехать к бедняге побежденному?
– Король прислал меня, монсеньер, предупредить вас, что, горя желанием видеть ваше высочество и в то же время не мешать вашему отдыху после стольких треволнений, его величество сам выедет к вам навстречу и явится в Шато-Тьерри не позже чем завтра.
– Король завтра приедет! – вскричал Франсуа, не будучи в состоянии скрыть некоторой досады.
Но он тотчас же спохватился.
– Завтра, завтра! Но ведь ни в замке, ни в городе ничего не будет готово для встречи его величества!
Анри поклонился, как человек, передающий какое-то решение, но отнюдь не призванный о нем рассуждать.