Последние отзывы

  267  

– Почему так, Крильон?

– Потому что ходят слухи, будто ваше величество питаетесь только воздухом нынешнего времени, и от этого худеете, так как воздух-то нездоровый, а я рад был бы говорить повсюду: это сущая клевета, король ест, как все люди.

– Нет, Крильон, напротив, пусть люди остаются при своем мнении. Я краснел бы от стыда, если бы на глазах своих подданных ел, как простой смертный. Пойми же, Крильон, король всегда должен быть окружен ореолом поэтичности и неизменно являть величественный вид. Вот, к примеру…

– Я слушаю, сир.

– Ты помнишь царя Александра?

– Какого Александра?

– Древнего – Alexander Magnus.^[88] Впрочем, я забыл, что ты не знаешь латыни. Так вот, Александр любил купаться на виду у своих солдат, потому что он был красив, – отлично сложен и в меру упитан, так что все сравнивали его с Аполлоном.

– Ого, сир, – заметил Крильон, – но вы-то совершили бы великую ошибку, если бы вздумали подражать ему и купаться на виду у своих солдат. Уж очень вы тощи, бедняга, ваше величество.

– Славный ты все же парень, Крильон, – заявил Генрих, хлопнув полковника по плечу, – именно грубостью своей хорош, – ты мне не льстишь, ты старый друг, не то что мои придворные.

– Это потому, что вы не приглашаете меня завтракать, – отпарировал Крильон, добродушно смеясь, и простился с королем, скорее довольный, чем недовольный, ибо милостивый удар по плечу вполне возместил неприглашение к завтраку.

Как только Крильон ушел, королю подали кушать.

Королевский повар превзошел самого себя. Суп из куропаток, заправленный протертыми трюфелями и каштанами, сразу привлек внимание короля, уже начавшего трапезу с отменных устриц.

Поэтому обычный крепкий бульон, с неизменной верностью помогавший монарху восстанавливать силы, оставлен был без внимания. Тщетно открывал он в золотой миске свои блестящие глазки: эти молящие глаза – по выражению Теофиля – ничего не добились от его величества.

Король решительно приступил к супу из куропаток.

Он подносил ко рту четвертую ложку, когда за его креслом послышались чьи-то легкие шаги, раздался скрип колесиков придвигающегося кресла и хорошо знакомый голос сердито произнес:

– Эй! Прибор!

– Шико! – воскликнул король, обернувшись.

– Я собственной особой.

И Шико, верный своим привычкам, не изменявшим ему даже после длительного отсутствия, Шико развалился в кресле, взял тарелку, вилку и стал брать с блюда самых жирных устриц, обильно поливая их лимонным соком и не добавив больше ни слова.

– Ты здесь! Ты вернулся! – повторял Генрих.

Шико указал на свой битком набитый рот и, воспользовавшись изумлением короля, притянул себе похлебку из куропаток.

– Стой, Шико, это блюдо только для меня! – вскричал Генрих и протянул руку, чтобы придвинуть к себе куропаток.

Шико братски поделился со своим повелителем, уступив ему половину.

Затем он налил себе вина, от похлебки перешел к паштету из тунца, от паштета к фаршированным ракам, для очистки совести запил это все королевским бульоном, и, глубоко вздохнув, произнес:

– Я больше не голоден.

– Черт возьми! Надо надеяться, Шико.

– Ну, здравствуй, возлюбленный мой король, как поживаешь? Сегодня у тебя какой-то бодренький вид.

– Ты находишь, Шико?

– Прелестный легкий румянец.

– Что?

– Ты же не накрашен?

– Вот еще!

– С чем тебя и поздравляю.

– В самом деле, сегодня я превосходно себя чувствую..

– Тем лучше, мой король, тем лучше. Но… тысяча чертей! Завтрак твой этим не заканчивается, у тебя, наверное, есть и что-нибудь сладенькое?

– Вот засахаренные вишни, приготовленные монмартрскими монахинями.

– Они слишком сладкие.

– Орехи, начиненные коринкой.

– Фи! С ягод не сняли кожицу.

– Тебе ничем не угодишь!

– Честное слово, все портится, даже кухня, и при дворе живут все хуже и хуже.

– Неужто при Наваррском дворе лучше? – спросил, смеясь, Генрих.

– Эхе-эхе! Может статься!

– В таком случае там, наверно, произошли большие перемены.

– Вот уж что верно, то верно, Генрике.

– Расскажи мне наконец о твоем путешествии, это меня развлечет.

– С величайшим удовольствием, для этого я и пришел. С чего прикажешь начать?

– С начала. Как было в пути?

– Прогулка, чудесная прогулка!

  267