Особенно,... 
261 
– Сударыня! Сударыня! – вскричал он прерывающимся голосом, едва завидев Диану.
– Что еще случилось, Реми? Разве герцог не уехал?
– Уехал, сударыня, но здесь остался демон, в тысячу раз опаснее герцога, демон, на которого я в течение шести лет призывал гнев господень, как вы на герцога, и так же, как вы, ожидал, что и для меня наступит час мщения.
– Неужто Орильи? – спросила Диана.
– Он самый. Негодяй там, внизу, брошенный здесь своим сообщником, как змея, вытащенная из гнезда.
– Брошенный, говоришь ты? Нет, ошибаешься. Ты ведь знаешь герцога, тебе известно, что он не предоставляет случаю сделать то зло, которое может сделать сам. Нет, нет, Реми. Орильи здесь отнюдь не забыт. Он здесь нарочно оставлен для исполнения какого-то плана, поверь мне.
– О, о нем, сударыня, я поверю всему, чему угодно.
– Узнал он меня?
– Не думаю.
– А тебя не узнал?
– Помилуйте, сударыня, – молвил Реми с горькой усмешкой, – меня узнать невозможно.
– Может быть, он догадался, кто я?
– Не думаю, раз он настаивал на том, чтобы повидаться с вами.
– Говорю тебе, Реми, если даже он и не узнал меня, то подозревает правду.
– В таком случае, сударыня, – мрачно сказал Реми, – все обстоит очень просто: поселок обезлюдел, негодяй совершенно один, я тоже… Я видел за его поясом кинжал… У меня за поясом нож.
– Погоди, Реми, погоди, – прервала его Диана, – я не оспариваю у тебя права отнять жизнь у этого мерзавца, но прежде всего следует узнать, что ему от нас нужно и не можем ли мы извлечь пользу из того зла, которое он намерен нам причинить. За кого он выдает себя, Реми?
– За управителя господина дю Бушажа, сударыня.
– Вот видишь, он лжет, значит, у него есть для этого какая-то цель. Нам надо выяснить его намерения, скрыв от него наши.
– Я поступлю, как вы прикажете, сударыня.
– Чего он домогается в настоящий момент?
– Сопровождать вас.
– В качестве кого?
– В качестве графского управителя.
– Скажи ему, что я согласна.
– Что вы, сударыня?
– Прибавь, что я предполагаю переправиться в Англию, к родным, но еще колеблюсь, – словом, лги так же, как и он. Видишь ли, Реми, чтобы победить, нужно владеть оружием не менее искусно, чем противник.
– Но он увидит вас.
– А моя маска? Впрочем, я подозреваю, что он меня узнал.
– В таком случае он готовит вам ловушку.
– Единственное средство обезопасить себя – это сделать вид, что мы попались.
– Однако…
– Скажи, чего ты боишься? Есть ли что-нибудь страшнее смерти?
– Нет.
– А если так, неужели ты раздумал умереть во исполнение нашего обета?
– Разумеется, нет. Но я не хочу умереть, не отомстив.
– Реми, Реми! – воскликнула Диана, и в глазах ее загорелось какое-то дикое пламя. – Будь покоен, мы отомстим: ты – слуге, я – господину.
– Да будет так, сударыня!
– Иди, друг мой, иди!
Реми сошел вниз, но все еще колебался. Славный молодой человек непроизвольно ощутил при виде Орильи тот полный смутного ужаса нервный трепет, который охватывает людей при виде пресмыкающегося. Ему захотелось убить, потому что он испугался.
Однако, пока он спускался по лестнице, спокойствие вернулось в его закаленную испытаниями душу. Несмотря на совет Дианы он твердо решил расспросить музыканта и в случае, если негодяй будет уличен в тех пагубных замыслах, которые ему приписывали оба путника, тотчас убить его ударом кинжала.
Так понимал Реми дипломатию.
Орильи ждал его с нетерпением. Он открыл окно, чтобы все выходы из дома оставались в его поле зрения.
Реми подошел к нему, вооруженный непреклонной решимостью, и именно потому он говорил спокойно и учтиво.
– Сударь, – произнес он, – моя госпожа не может принять ваше предложение.
– Почему?
– Потому что вы не управитель графа дю Бушажа.
Орильи побледнел.
– Кто вам это сказал?
– Но это же просто очевидно. Прощаясь со мной, граф поручил мне охранять особу, которую я сопровождаю, и уехал, не сказав мне о вас ни единого слова.
– Он встретился со мной уже после того, как простился с вами.
– Ложь, сударь, сплошная ложь!
Орильи выпрямился во весь рост. Рядом с ним Реми казался дряхлым старцем.
– Вы говорите со мной престранным тоном, любезный, – заявил он, нахмуря брови. – Берегитесь… Вы старик, я – молод; вы – слабы, у меня много сил.
261 
