Особенно,... 
253 
– Вперед, все те, кто не хочет повернуться спиной к врагам!» И он бросился навстречу фламандцам с гримасой еще более страшной, чем первая. Он рассчитывал встретить людей, а встретил воду. Я-то это предвидел: Сент-Эньян и его паладины погибли. Послушай он меня, вместо того чтобы проявить такую бесполезную отвагу, он сидел бы с нами за этим столом и не строил бы в эту минуту третью по счету гримасу, еще более безобразную, чем две первые.
Дрожь ужаса и возмущения проняла всех присутствующих.
«У этого негодяя нет сердца, – подумал Анри. – Как жаль, что его несчастье, его позор, и – главное – его сан избавляют этого человека от вызова, который с радостью бросил бы ему любой из нас».
– Господа, – понизив голос, сказал Орильи, ощутивший, какое ужасное воздействие произвела на собравшихся здесь храбрецов речь принца, – вы видите, в каком тяжелом состоянии монсеньер, не обращайте внимания на его слова. Мне кажется, что после поразившего его несчастья он временами просто заговаривается.
– Вот как случилось, – продолжал принц, осушая стакан, – что Сент-Эньян умер, а я жив. Впрочем, погибая, он оказал мне последнюю услугу; поскольку он ехал на моем коне, все решили, что погиб я, и слух этот распространился не только во французском войске, но и среди фламандцев, которые замедлили преследование. Но будьте спокойны, господа, добрые фламандцы недолго будут ликовать. Мы возьмем реванш, кровавый реванш, и со вчерашнего дня, по крайней мере в мыслях своих, я формирую самую грозную армию, какая когда-либо существовала.
– А пока, – заявил Анри, – ваше высочество, примите начальствование над моим отрядом; мне, скромному дворянину, не подобает отдавать приказания там, где находится представитель королевского дома.
– Согласен, – сказал принц. – Прежде всего я приказываю всем приняться за ужин. В частности, это относится к вам, дю Бушаж, вы даже не придвинули к себе тарелку.
– Монсеньер, я не голоден.
– В таком случае, друг мой дю Бушаж, проверьте еще раз посты. Объявите командирам, что я жив, но попросите их не слишком громко выражать свою радость, прежде чем мы не займем какие-нибудь надежные укрепления или не соединимся с войском нашего непобедимого Жуаеза, ибо – признаюсь честно – теперь, пройдя через огонь и воду, я меньше, чем когда-либо, хотел бы попасть в плен.
– Монсеньер, слово вашего высочества – для нас закон, и никто, кроме этих господ, не узнает, что вы оказываете нам честь пребывать среди нас.
– И вы, господа, сохраните тайну? – спросил герцог.
Все молча склонились.
Как видит читатель, этому потерпевшему поражение бродяге и беглецу достаточно было одного мгновения, чтобы стать кичливым, беззаботным и властным.
Повелевать сотней людей или ста тысячами – все равно значит повелевать. Герцог Анжуйский поступил бы точно так же и с самим Жуаезом. Властители всегда требуют не того, что заслужили, а того, что, по их мнению, им следует по их положению.
Пока дю Бушаж выполнял данное ему приказание как можно тщательнее, чтобы никому не пришла в голову мысль, что он раздосадован своим подчиненным положением, Франсуа расспрашивал, и Орильи, эта тень господина, повторяющая все его движения, тоже занимался расспросами.
Герцога очень удивляло, что военный с именем и рангом дю Бушажа согласился принять командование горстью людей и отправиться в столь опасную экспедицию. Подобное дело подлежало поручить какому-нибудь лейтенанту, а не брату главного адмирала.
Принцу все внушало подозрения, а всякое подозрение надо было проверить. Он настойчиво расспрашивал и в конце концов узнал, что адмирал поручил брату возглавить разведку, лишь уступив его настояниям.
– Почему же, с какой целью, – спросил герцог у онисского офицера, – граф столь упорно добивался, чтобы ему дали такое, в сущности, маловажное поручение?
– Прежде всего он хотел оказать помощь войску, – сказал офицер, – и в этом его чувстве я не сомневаюсь.
– Прежде всего, сказали вы. А какие побуждения действовали затем, сударь?
– Ах, монсеньер, – ответил офицер, – этого я не знаю.
– Вы меня обманываете или сами обманываетесь, сударь. Вы это знаете.
– Монсеньер, даже вашему высочеству я могу назвать только причины, связанные со службой.
– Вот видите, господа, – сказал герцог, обращаясь к немногим онисцам, еще сидевшим за столом, – я был прав, стараясь остаться неузнанным. В моем войске, оказывается, есть тайны, в которые меня не посвящают.
253 
