— Боже карающий! Боже милосердный! Неужели ты допустишь, чтобы осуществились ужасные замыслы этого человека?..
И только после этого она сделала вид, что услышала шаги Фельтона, мгновенно вскочила и покраснела, словно устыдившись, что к ней вошли в ту минуту, когда она стояла на коленях и творила молитву.
— Я не люблю мешать тем, кто молится, сударыня, — серьезно сказал Фельтон, — а потому настоятельно прошу вас, не тревожьтесь из-за меня.
— Почему вы думаете, что я молилась? — спросила миледи сдавленным от слез голосом. — Вы ошибаетесь, я не молилась.
— Неужели вы полагаете, сударыня, — ответил Фельтон все так же серьезно, но уже более мягко, — что я считаю себя вправе препятствовать созданию пасть ниц перед создателем? Сохрани меня боже! К тому же раскаяние приличествует виновным. Каково бы ни было преступление, преступник священен для меня, когда он повергается к стопам всевышнего.
— Виновна, я виновна! — произнесла миледи с улыбкой, которая обезоружила бы ангела на Страшном суде. — Боже, ты знаешь, так ли это! Скажите, что я осуждена, это правда, но вам известно, что господь бог любит мучеников и допускает, чтобы иной раз осуждали невинных.
— Преступница вы или мученица — и в том и в другом случае вам надлежит молиться, и я сам буду молиться за вас.
— О, вы праведник! — вскричала миледи и упала к его ногам. — Выслушайте, я не могу дольше таиться перед вами: я боюсь, что у меня не хватит сил в ту минуту, когда мне надо будет выдержать борьбу и открыто исповедать свою веру. Выслушайте же мольбу отчаявшейся женщины! Вас вводят в заблуждение, но не в этом дело — я прошу вас только об одной милости, и, если вы мне ее окажете, я буду благословлять вас и на этом и на том свете!
— Поговорите с моим начальником, сударыня, — ответил Фельтон, — мне, к счастью, не дано права ни прощать, ни наказывать. Эту ответственность бог возложил на того, кто выше меня.
— Нет, на вас, на вас одного! Лучше вам выслушать меня, чем способствовать моей гибели, способствовать моему бесчестью!
— Если вы заслужили этот позор, сударыня, если вы навлекли на себя это бесчестье, надо претерпеть его, покорившись воле божьей.
— Что вы говорите? О, вы меня не понимаете! Вы думаете, что, говоря о бесчестье, я разумею какое-нибудь наказание, тюрьму или смерть? Дай бог, чтобы это было так! Что мне смерть или тюрьма!
— Я перестаю понимать вас, сударыня.
— Или делаете вид, что перестали, — проронила пленница с улыбкой сомнения.
— Нет, сударыня, клянусь честью солдата, клянусь верой христианина!
— Как! Вам неизвестны намерения лорда Винтера относительно меня?
— Нет, неизвестны.
— Не может быть, ведь вы его поверенный!
— Я никогда не лгу, сударыня.
— Ах, он так мало скрывает свои намерения, что их нетрудно угадать!
— Я не стараюсь ничего отгадывать, сударыня, я жду, чтобы мне доверились, а лорд Винтер, кроме того, что он говорил при вас, ничего мне больше не доверял.
— Значит, вы не его сообщник? — вскричала миледи с величайшей искренностью в голосе. — Значит, вы не знаете, что он готовит мне позор, в сравнении с которым ничто все земные наказания?
— Вы ошибаетесь, сударыня, — краснея, возразил Фельтон. — Лорд Винтер не способен на такое злодеяние.
«Отлично! — подумала миледи. — Еще не зная, о чем идет речь, он называет это злодеянием».
И продолжала вслух:
— Друг низкого человека на все способен.
— Кого вы называете низким человеком? — спросил Фельтон.
— Разве есть в Англии другой человек, которого можно было бы назвать так?
— Вы говорите о Джордже Вилльерсе?.. — снова спросил Фельтон, и глаза его засверкали.
— …которого язычники и неверующие зовут герцогом Бекингэмом, — договорила миледи. — Я не думала, чтобы в Англии нашелся хоть один англичанин, которому нужно было бы так долго объяснять, о ком я говорю!
— Десница господня простерта над ним, — сказал Фельтон, — он не избегнет кары, которую заслуживает.
Фельтон лишь выражал по отношению к герцогу чувство омерзения, которое питали все англичане к тому, кого даже католики называли вымогателем, кровопийцей и развратником, а пуритане — просто сатаной.
— О, боже мой! Боже мой! — воскликнула миледи. — Когда я молю тебя послать этому человеку заслуженную им кару, ты знаешь, что я поступаю так не из личной мести, а взываю об избавлении целого народа!