Как только Кэтти ушла, д'Артаньян отправился на улицу Феру.
Он застал Атоса и Арамиса за философской беседой. Арамис подумывал о том, чтобы снова надеть рясу. Атос, по обыкновению, не разубеждал, но и не поощрял его. Он держался того мнения, что каждый волен в своих действиях. Советы он давал лишь тогда, когда его просили об этом, и притом очень просили.
«Обычно люди обращаются за советом, — говорил Атос, — только для того, чтобы не следовать ему, а если кто-нибудь и следует совету, то только для того, чтобы было кого упрекнуть впоследствии».
Вслед за д'Артаньяном пришел и Портос. Итак, все четыре друга были в сборе.
Четыре лица выражали четыре различных чувства: лицо Портоса — спокойствие, лицо д'Артаньяна — надежду, лицо Арамиса — тревогу, лицо Атоса — беспечность.
После минутной беседы, в которой Портос успел намекнуть на то, что некая высокопоставленная особа пожелала вывести его из затруднительного положения, явился Мушкетон.
Он пришел звать Портоса домой, где, как сообщал он с весьма жалобным видом, присутствие его господина было срочно необходимо.
— Это по поводу моего снаряжения? — спросил Портос.
— И да и нет, — ответил Мушкетон.
— Но разве ты не можешь сказать мне?
— Идемте, сударь, идемте.
Портос встал, попрощался с друзьями и последовал за Мушкетоном. Через минуту на пороге появился Базен.
— Что вам нужно, друг мой? — спросил Арамис тем мягким тоном, который появлялся у него всякий раз, как его мысли вновь обращались к церкви.
— Сударь, вас ожидает дома один человек, — ответил Базен.
— Человек?.. Какой человек?..
— Какой-то нищий.
— Подайте ему милостыню, Базен, и скажите, чтобы он помолился за бедного грешника.
— Этот нищий хочет во что бы то ни стало говорить с вами и уверяет, что вы будете рады его видеть.
— Не просил ли он что-либо передать мне?
— Да. «Если Господин Арамис не пожелает прийти повидаться со мной, сказал он, — сообщите ему, что я прибыл из Тура».
— Из Тура? — вскричал Арамис. — Тысяча извинений, господа, но по-видимому, этот человек привез мне известия, которых я ждал.
И, вскочив со стула, он торопливо вышел из комнаты.
Атос и д'Артаньян остались вдвоем.
— Кажется, эти молодцы устроили свои дела. Как по-вашему, д'Артаньян? — спросил Атос.
— Мне известно, что у Портоса все идет прекрасно, — сказал д'Артаньян, — что же касается Арамиса, то, по правде сказать, я никогда и не беспокоился о нем по-настоящему. А вот вы, мой милый Атос… вы щедро роздали пистоли англичанина, принадлежавшие вам по праву, но что же вы будете теперь делать?
— Друг мой, я очень доволен, что убил этого шалопая, потому что убить англичанина — святое дело, но я никогда не простил бы себе, если бы положил в карман его пистоли.
— Полноте, любезный Атос! Право, у вас какие-то непостижимые понятия.
— Ну, хватит об этом!.. Господин де Тревиль, оказавший мне вчера честь своим посещением, сказал, что вы часто бываете у каких-то подозрительных англичан, которым покровительствует кардинал. Это правда?
— Правда состоит в том, что я бываю у одной англичанки, — я уже говорил вам о ней.
— Ах да, у белокурой женщины, по поводу которой я дал вам ряд советов, и, конечно, напрасно, так как вы и не подумали им последовать.
— Я привел вам свои доводы.
— Да, да. Кажется, вы сказали, что это поможет вам приобрести экипировку.
— Ничуть не бывало! Я удостоверился в том, что эта женщина принимала участие в похищении госпожи Бонасье.
— Понимаю. Чтобы разыскать одну женщину, вы ухаживаете за другой: это самый длинный путь, но зато и самый приятный.
Д'Артаньян чуть было не рассказал Атосу обо всем, но одно обстоятельство остановило его: Атос был крайне щепетилен в вопросах чести, а в небольшом плане, задуманном нашим влюбленным и направленном против миледи, имелись такие детали, которые были бы отвергнуты этим пуританином, д'Артаньян был заранее в этом уверен; вот почему он предпочел промолчать, а так как Атос был самым нелюбопытным в мире человеком, то откровенность д'Артаньяна и не пошла дальше.
Итак, мы оставим наших двух друзей, которые не собирались рассказать друг другу ничего особенно важного, и последуем за Арамисом.
Мы видели, с какой быстротой молодой человек бросился за Базеном или, вернее, опередил его, услыхав, что человек, желавший с ним говорить, прибыл из Тура; одним прыжком он перенесся с улицы Феру на улицу Вожирар.