Она уже пробовала как-то говорить с Талисом на эту тему, но он посмотрел на нее пустым взглядом, в котором не было никакого интереса, а потом перевел разговор на рыцарей, шлемы и мечи. Она говорила об этом и с Мег. Но Мег всем сердцем желала, чтобы Талис и Калли оставались детьми. Поэтому она не отвечала на ее вопросы. Больше всего на свете она боялась, что ее дети, когда вырастут, покинут дом. Талис говорил в шутку, что, если бы это зависело от Мег, то она все еще до сих пор кормила бы их грудью.
Лучше всего отчаяние Калли понимал Уилл. Он с улыбкой повторял ей;
– Вы с Талисом по-разному растете. Вот здесь, – он легонько касался ее лба, – здесь ты женщина. Но больше пока нигде. – (Он был слишком вежлив, чтобы при этих словах оглядеть ее тоненькое тельце.) – А Талис наоборот. Он уже выглядит настоящим мужчиной, но думает по-прежнему как ребенок. – Калли печально слушала и молчала. Но Уилл ее подбадривал:
– Ничего страшного, так бывает часто. Не бойся. И твое тело в свое время нагонит все, что ему положено, как, впрочем, и голова Талиса… – Он слегка трепал ее по подбородку:
– В один прекрасный день он на тебя посмотрит и прикусит язычок.
Облегченно вздохнув, Калли рассмеялась. Это ее утешило, но ненадолго. Надолго утешить ее не могло ничто. У нее внутри было такое возбуждение, что, казалось, она не в состоянии остановиться ни на секунду. Когда она сидела, ей хотелось встать, когда стояла – хотелось идти, а когда шла – ее так и подмывало побежать. Она не знала куда. Ничто ей не нравилось по-настоящему, ничто ее не удовлетворяло. Иногда ей хотелось усесться, как в детстве, Мег на колени, прислониться к ее груди и поговорить о чем-нибудь, а иногда, напротив, она не могла сдержать раздражения на Мег и вдруг отталкивала ее от себя.
Хуже всего было то, какими глазами она теперь все время смотрела на Талиса. Раньше это был просто Талис, который был с ней все время. Она не могла вообразить ни дня без него. Ей всегда казалось, что они всегда хотят делать одно и то же, в одно и то же время им в голову приходят одни и те же мысли, и они любят ходить в одни и те же места. Иногда, занимаясь чем-нибудь, – например, когда она кормила своих кроликов, – она вдруг слышала в уме, как Талис ее зовет. Она тотчас бросала все и уже через несколько мгновений бежала к нему, где бы он ни был. Ей всегда удавалось его разыскать – и в саду, и на берегу реки, и даже когда он шутки ради прятался, забравшись на дерево.
Но в последние несколько месяцев она уже ничего не могла делать с ним вместе. Калли могла только пожирать его глазами. О, как же он был красив! Она могла, не отрываясь, рассматривать все: как он двигается, как играют мускулы у него под кожей, как вьются у него на голове черные волосы. Иногда, когда она на него так смотрела, ей казалось, что кровь у нее внутри вскипает и мчится по телу. Это было похоже на то, как если бы у нее в теле стало вдруг больше крови, чем там могло поместиться. Талису по-прежнему нравилось гоняться за ней и возиться с ней, как они делали всегда. Но когда он, догнав, хватал ее и начинал кружить в своих сильных руках, у нее вдруг начинало колотиться сердце. Ее это ужасно сердило, и она в гневе отпрыгивала от него. Иногда ей даже становилось страшно, как только он брал ее за руку.
Кажется, в последнее время переменилось вообще все. Даже то, как они спали. Раньше у нее и у Талиса были два матраса, набитые цыплячьим пухом, на полу на чердаке, и так они спали всю жизнь с того самого возраста, когда выросли настолько, чтобы самостоятельно взбираться по лестнице. Они ложились спать, но потом, чуть ли не каждую ночь, Калли со своего матраса перебиралась к Талису. Он спал очень крепко. Его тело всегда было теплым. Ей становилось гораздо уютнее, как только она сворачивалась рядом с ним.
Когда семь лет назад появился Найджел, это сразу же прекратилось. По настоянию сурового педагога, между двумя матрасами была помещена ширма, а свой собственный матрас он разместил рядом с ними, со стороны ног, так чтобы всю ночь иметь возможность не выпускать их из виду.
Появление Найджела вообще изменило очень многое в жизни Уоткинсов. Мег, конечно, была очарована его любезными манерами и прекрасным воспитанием. В его присутствии она все время немного смущалась. Но Уилл обращался с Найджелом так, как будто тот был кем-то вроде змея-искусителя, который в любой момент ни с того ни с сего может превратиться в какого-нибудь демона.
В первый же день, появившись у них, в разговоре с Уиллом и Мег Найджел заявил, что Калли и Талис странные дети. Это не понравилось Уоткинсам. Еще меньше это понравилось узнавшим об этой оценке детям. В деревне сверстники их всегда принимали в свою компанию, хотя в деревне Талис и Калли появлялись обычно только по рыночным дням. Единственное, что казалось странным деревенским детям – это то, что Талис и Калли не брат с сестрой. Их все время называли так, но, как только кто-нибудь вновь делал эту ошибку, Талис тотчас поправлял его, – и Калли всегда делала то же самое.