Особенно,... 
66 
Спустя полчаса гостям объявили, что для них подан ужин. Путешественники проследовали в большую столовую и заметили, что было накрыто только на четверых. Старик, два его сына и дочь остались стоять у стены.
— Адда, — произнесла своим мягким голосом Элен, — не считая того вашего брата, который сейчас на охоте, на этом столе не хватает посуды еще на четверых.
Девушка с изумлением взглянула на Элен:
— Я не понимаю, мадемуазель.
— Во-первых, для вашего отца, который сядет между мною и сестрой, — почти повелительным тоном начала Элен, — затем для вас, между этими двумя господами; еще двое ваших братьев разместятся справа от меня и слева от Жанны, и, наконец, пятое место — для третьего вашего брата, который сейчас устраивает засаду дикому зверю. Я полагаю, господин Рене не стал бы мне возражать, скажи я, что он едва ли рассердится, увидев своего друга Франсуа садящим с ним за одним столом; сегодня Франсуа запросто убил тигра, словно старый опытный охотник, и нисколько не возгордился, а человеку, убившему тигра, на мой взгляд, позволено сидеть за любым столом, хоть с самим императором.
— Но, мадемуазель, — возразил было старик, — зачем вы хотите сократить расстояние, существующее между слугами и господами? Вы отлично могли бы отдавать распоряжения, а уж мы всегда будем выполнять их.
— Друзья мои, — сказала Элен, — среди нас нет ни господ, ни слуг, по крайней мере так мне раз двадцать наказывал отец. Когда мы попросили вашего гостеприимства, вы покинули свою трапезу, вы приняли нас, нам этого вполне достаточно. Мы не хотим что-либо менять ни в вашем распорядке, ни в обычаях, но окажите нам честь в этот вечер, отужинайте вместе с нами.
— Раз так хочет барышня, подчинимся, Адда, — сказал Реми.
И он забил в тамтам, огромный барабан, предназначенный для вызова слуг: спустя мгновение появились четверо негров.
— Приказывайте, — обратился Реми к Элен.
Элен распорядилась добавить пять приборов, указав, куда их расставить.
Две сестры подвинули свои стулья, и старик разместился между ними; его двое сыновей заняли места: один — справа от Элен, второй — слева от Жанны, а Рене, галантный, как и подобает французу, пододвинул стул для Адды. Затем был вызван Франсуа, который поначалу церемонился, а потом, поняв, что оснований упрямиться нет, храбро занял свое место напротив пустующего стула, предназначенного охотнику. Тут же все внимание за столом оказалось приковано к Адде, красота которой была причиной невольных возгласов восхищения даже у двоих французов.
Адда была индийской Венерой: огромные темные, правильно расположенные глаза, слегка темная кожа, гладкие и черные, словно перья у ворона, волосы, атласно-вишневые губы, зубы, отливающие жемчугом, а руки и ноги послужили бы превосходной натурой для скульптора. Она была одета в бенгальское сари, легкие складки которого никогда не обманывали взгляд, как это обычно для европейской одежды. Это было одно из тех одеяний, словно накинутых скульптором на мраморное изваяние: оно выдавало все тайны любви, наивно доверенные ему целомудрием. Грация Адды была той, что свойственна больше диким животным, нежели женщинам. Было в ней что-то и от лебедя, и от газели, и вместе с тем ее природа и дух были совершенно французскими — восхитительный цветок, распустившийся в результате смешения двух рас. Никому и в голову не приходило отпускать комплименты ее красоте — ею просто любовались.
Четверо негров убрали первые блюда, и в этот момент поднялся все тот же громкий лай, который ранее приветствовал приход странников. Все на мгновенье замерли.
— Не обращайте внимания, это вернулся Жюстин.
Лай собак становился все яростнее. Двое братьев кивнули друг другу.
— Он убил тигра? — спросил Рене.
— Да, — ответил Реми, — и, должно быть, принес его шкуру, что и вызвало ярость у собак.
В следующее мгновение дверь в столовую открылась, и старший из трех братьев, красивый юноша с геркулесовой статью, светло-рыжими волосами и такой же бородой, ступил на порог. По старому галльскому обычаю он был одет в рубашку до колен, перехваченную по талии поясом. Юношу увенчивала, если можно так выразиться, шапка из тигриной головы. С тигриными лапами, скрещенными на груди, он был похож на античного военачальника, подобного тем, которых изображал Лебрен в сценах сражений Александра Великого.
Его появление было столь странным, на его челе, запачканном кровью дикого зверя, было запечатлено такое дикое величие, что каждый приветствовал его стоя. Но он, поздоровавшись со всеми с порога, направился вправо, по направлению к Элен. Опустившись перед ней на одно колено, он произнес:
66 
