Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
189 
— Один лишь грано[142], сеньор генерал! Один грано, сеньор генерал! Я умираю с голоду, я не ел уже три дня!
Францисканец говорил гнусавым голосом, который отличает этих учеников Святого Франциска, и при этом призывно гремел мошной с побрякивающими в ней несколькими су:
— Господин князь, подайте что-нибудь во имя душ рыбаков, что вот уже более тысячи лет обретаются в чистилище и до которых дойдет ваш клич, несмотря на шум, нас окружающий, если, конечно, чистилище не находится в центре земли.
Ему вторил нищий:
— Сеньор генерал!
Тогда как капуцин затягивал:
— Господин князь!
Наконец Мане знаком показал, что хочет говорить.
Оба замолчали.
— Мой друг, — обратился Мане к капуцину, — если души ждут в чистилище уже тысячу лет, они могут подождать еще несколько дней, тогда как этот несчастный не ел уже семьдесят два часа, и нельзя терять ни минуты, иначе он может умереть с голоду.
Забрав мошну у францисканца, он раскрыл ее и высыпал ее содержимое в шляпу нищего, после чего вернул мошну пораженному капуцину и повернулся к кучеру:
— Avanti! — закричал он. — Avanti!
Кучер пустил лошадей в галоп и не останавливался до самых ворот гостиницы «Виктория».
CX
КОРОЛЬ ЖОЗЕФ
На следующий день, в полдень, едва молодые люди позавтракали, какой-то всадник передал от министра следующее послание:
«Господин граф,
я буду вас ждать сегодня к трем часам, чтобы иметь возможность представить вас Его Величеству, который вчера вечером пошел навстречу моим просьбам и согласился принять вас. По возвращении из королевского дворца мы пообедаем. Я представлю вам свою дочь, герцогиню Лавелло, которая желает с вами познакомиться.
Прошу вас передать вашему другу капитану Мане, адрес его мне неизвестен, следующее приглашение, и я надеюсь, он к нам присоединится в пять или шесть часов вечера».
Рене передал второе приглашение Мане, извещающее его о том, что он, как его друг, также удостоен чести быть приглашенным к министру.
К трем часам граф Лев стоял перед Саличети; министр был готов, а его карета подана.
Король Жозеф, старший из братьев, добровольно передавший свои права старшинства Наполеону, воздавая должное его гениальности, был человеком тридцати четырех лет, с мягким и приветливым выражением лица и натурой настолько же миролюбивой, сколь воинственен был его младший брат.
Он был первым в семье, которую Наполеон обожал, кого он решил возвести на трон; но следует также упомянуть, что и на троне, как и в жизни, Жозеф от всех отличался тем, что беспрекословно и самоотверженно подчинялся своему брату.
Нет ничего более любопытного, чем восемь или девять томов переписки между Жозефом и Наполеоном, в которой он называет императора «Ваше Величество», а Наполеон его — «брат мой».
Многие из этих писем по своему содержанию являются советами, некоторые — приказами, и весьма любопытно наблюдать за тем, насколько лучше своего брата короля Наполеон, которому не приходилось бывать в Неаполе, изучил королевство и его топографию и его нравы. Письма Наполеона продиктованы в большей мере под впечатлением мягкости и доброты Жозефа: его брат не мог допустить слабости королевской власти, не терпел великодушия ни к разбойникам, ни к их посредникам, ни к их священникам.
Так было и с маркизом Родио, получившим свой титул из рук Фердинанда и Каролины. При Жозефе он продолжил и возглавил партизанскую войну, а когда был схвачен под Пуильей с оружием в руках, был предан суду. На судебном совете он представил себя военнопленным и скоро добился помилования. Но очень скоро по высочайшему приказу был собран второй совет, который и осудил его. Короля в городе не было, а Саличети отдал приказ расстрелять его.
И когда Жозеф выразил сожаление по поводу того, что ему не было дозволено вынести помилование, Наполеон написал ему пространное письмо, выдержку из которого мы приводим ниже:
«Поскольку вы сравнили неаполитанцев с корсиканцами, помните, что когда войдете в Ниоло, следует повесить на деревьях сорок повстанцев, и террор должен быть таким, чтобы ни один больше не шелохнулся. После моего возвращения в Великую армию восстал Плезанс, я послал туда Жюно, который преподнес все так, будто никакого восстания не было, сославшись на французский дух; я послал ему приказ предать огню две деревни и расстрелять предводителей восстания, среди которых оказалось и шестеро священников. Это было исполнимо, все успокоилось, и так будет всегда.
189 
