Особенно,... 
149 
— Эх, наша б власть! — ответил Дональд и поднял свой кулак.
— Вот и я о том же, — сказал первый ирландец.
— Я ни о чем другом уже не думаю, — признался сторож.
— Вы католик? — спросил у него Рене.
Надзиратель ответил, выставив скрещенные пальцы.
Рене подошел к нему, достал из своего кармана щепоткой немного маленьких золотых слитков и вложил их в его руку.
— Держите, друг мой, это на молитвы за упокой душ ваших сыновей.
— Вы — англичанин, — возразил надзиратель, — я никогда не беру ничего у англичан.
— Я — француз, настоящий француз, мой дорогой, и это вам подтвердит ваш соотечественник; и если речь идет о молитвах, произносимых в мире ином, то я уже столько англичан послал мальчиками для хора в помощь святым отцам, поющим свои молитвы на небесах!
— Это правда? — спросил надзиратель у своего земляка.
— Такая же правда, как и Святая Троица, — ответил тот.
Надзиратель вновь повернулся к Рене и протянул ему руку.
— Ну как? А сейчас возьмешь?
— От вас все, что угодно, сударь, раз вы не англичанин.
— Вот все и готово, — произнес ирландец, — мы все здесь друзья, добрые друзья, и следует относиться к нам, как к друзьям. Побольше хлеба, пива и огоньку, если уж станет совсем холодно.
— И чтобы мясо было каждый раз, — добавил Рене, — вот на нашу первую неделю.
И он протянул надзирателю пять луидоров.
— А он, — обратился тот к ирландцу, — он часом не адмирал?
— Нет, — ответил ирландец, — но он богат, он щедро раздавал всем в Индии добычу, а к нам присоединился накануне сражения или чуть раньше.
— Какого сражения? — спросил надзиратель.
— Конечно, Трафальгарского — это то, в котором убили Нельсона.
— Как! — воскликнул надзиратель. — Нельсона убили?
— Да, и при случае я тебе покажу руку, которая его застрелила.
— Спасибо на сегодня. Поговорим об этом позже.
— До свидания, отец Дональд, и побольше хлеба, пива и свежего мяса.
У заключенных не было поводов для жалоб на своего надзирателя. Начиная с этого вечера они могли убедиться, насколько добросовестно Дональд выполняет взятые на себя обязательства. В тот же вечер во дворе, с которым через зарешеченное окно сообщалась камера, произошла смена часовых.
Пролетело восемь дней, в которые французы не обменялись ни словом с отцом Дональдом. Но при этом ни разу не было такого, чтобы он приходил в тюрьму и не обменялся несколькими словами с заключенным ирландцем.
— Все идет хорошо, — говорил ирландец после очередной встречи.
С каждым днем погода становилась все холодней. Наступило время, когда порывы ветра становились нестерпимыми, и двое часовых-англичан почти не выходили из теплой караулки. Ирландец упорно трудился с напильником над прутьями оконной решетки — из трех прутьев уже была распилена нижняя часть третьего прута.
Погода превратилась из плохой в отвратительную.
— Дайте мне сотню франков, — попросил однажды ирландец у Рене.
Рене достал из своего кармана пять луидоров и протянул их ирландцу. Тот исчез вместе с надзирателем и вернулся лишь через час.
— Помолимся Всевышнему, чтобы этой ночью нам в дверях не попался дьявол, — сказал ирландец, — и мы будем свободны.
Ужин оказался обильнее и сытнее обычного, и каждый мог спрятать в карман куски хлеба и мяса — на завтрак. Ближе к девяти вечера начался снегопад, да с таким ветром, который был в состоянии свалить с ног всех быков графства. В десять часов узники тщетно прислушивались к шагам англичан за стеной: может, потому шаги не были слышны, что мостовые уже покрыты снегом? Они приоткрыли окно и осторожно выглянули: англичане и сейчас грелись в караулке, вместо того чтобы дежурить на своем посту. Ирландец поднял камень в углу камеры и метнул его за стену. В то же мгновение с противоположной стороны стены перебросили веревку, конец которой качался в воздухе.
— А теперь, — сказал ирландец, — осталось только распилить этот железный прут.
— Хорошо, — сказал Рене, — ни к чему терять время, подождите!
Двумя руками он схватился за прут, потянул его к себе, и при первой же такой попытке камень, в котором был закреплен прут, затрещал и раскололся на кусочки.
— Только руками, — произнес он, — и ничего другого.
Ирландец первым пробрался через окно и начал рассматривать двор; никаких часовых в нем не было, и он прикрепил веревку к железному крюку, который торчал из стены. Веревка натянулась — признак того, что ее кто-то держал за другой конец. Сжав зубами свой кинжал из ножки стула, ирландец легко взобрался на стену и спрыгнул с другой стороны. Рене полез вторым и проделал тот же путь с не меньшей ловкостью; когда он опустился на землю с противоположной стороны, то увидел только ирландца, натягивавшего веревку. Его помощник к этому времени исчез. Вскоре переправились и все остальные, не встретив препятствий на своем пути. Последний спустившийся закинул веревку поверх стены во двор.
149 
