Она обернулась и еще раз поглядела на надгробие – ей так хотелось потрогать его, но она знала, что от него будет исходить только холод, не то что от Николаса!
– Так значит, вы видели, как мы молились? – поправила она священника.
– Нет, – отозвался тот, – я видел тут только вас. Дуглесс медленно повернулась к нему и, глядя прямо в глаза, сказала:
– Мы с Николасом молились тут вдвоем. Вы еще заходили сюда и видели нас! Он же целую неделю был у вас перед глазами!
Печально поглядев на нее, священник ответил:
– Давайте-ка я провожу вас к врачу!
Но она, отодвигаясь от его протянутой руки, воскликнула:
– Ну, Николас! Мужчина, который всю неделю приходил сюда утром и днем молиться! Мужчина в доспехах времен королевы Елизаветы! Вспомнили, да? Ну, он еще чуть не попал под автобус!
– Несколько дней тому назад я действительно видел, как вы кинулись через улицу наперерез автомобилю. Вы еще спросили меня, какой, мол, сегодня день! – ответил священник.
– Я?.. Я спросила?! – воскликнула Дуглесс. – Но это же Николас спрашивал! И вы еще сказали мне на этой неделе, что потрясены его набожностью! А я стояла и ждала его в церковном дворе. Ну, вспомнили? – Она уже начинала кричать и, шагнув к нему, повторила:
– Вспомнили, да? Его звали Николасом! Помните, как вы еще махали нам рукой, когда мы проезжали мимо вас на велосипедах?!
Пятясь от нее, священник сказал:
– Да, вас я на велосипеде видел, но никакого мужчины с вами не было!
– Что? Никакого… – прошептала Дуглесс и отшатнулась от него – глаза ее расширились от ужаса.
Она выбежала из церкви, молнией промчалась через церковный двор, пробежала еще три улочки, повернула налево, затем направо и наконец добежала до гостиницы. Не обращая внимания на приветствовавшую ее женщину за конторкой, она взбежала вверх по ступенькам.
– Николас! – закричала она и оглядела пустую комнату. Дверь в ванную была закрыта, и, кинувшись к ней, она настежь распахнула ее. Тоже никого! Она хотела вернуться в спальню, но застыла на пороге и уставилась на полочку под зеркалом. Там лежали только ее туалетные принадлежности. Его – исчезли! Она даже пощупала пустую половинку полочки: ни бритвы, ни крема для бритья, ни лосьона после бритья! И его шампунь, лежавший ближе к душу, тоже исчез!
Бросившись в спальню, она распахнула дверцы гардероба: одежды Николаса там не было! Висели лишь ее собственные вещи да в углу валялся ее старый чемодан и дорожная сумка с колесиками. В ящиках комода тоже не было ни носков, ни носовых платков Николаса!
– Не может быть! – прошептала она и уселась на краю постели. Какой-то смысл в том, что Николас исчез, еще можно найти, но куда же делась его одежда или вещи, которые он покупал для нее? Она поднесла руку к сердцу, потом расстегнула блузку: и брошь, та самая, дивной работы, золотая брошь с жемчужной подвеской, тоже исчезла!
После этого Дуглесс уже перестала что-либо понимать. Она перерыла всю комнату, пытаясь отыскать хоть что-нибудь, что осталось после него. Исчез и подаренный им перстень с изумрудом, и та записка, которую он когда-то сунул ей под дверь. Она открыла свою тетрадку: однажды Николас что-то написал в нее своим странным почерком, но теперь страницы эти были совершенно чистыми!
– Ну же, Дуглесс, давай, думай! – призывала она себя. Ну, должны же были остаться после него хоть какие-то следы! В кладовке лежали книги, которые они вместе покупали, и на КАЖДОЙ Николас тогда начертал свою фамилию, но сейчас и гам не было ничего!
Ничего, абсолютно ничего от него не осталось! Она даже стала осматривать собственную одежду, надеясь найти на ней его темные волосы. Нет – все чисто!
Тут она увидела свою ночную рубашку из красного шелка, ту самую, которую Николас, сдирая с нее, порвал, но, увидев, что и ночнушка цела-целехонька, Дуглесс пришла в бешенство.
– Да нет же! – яростно воскликнула она, стискивая зубы. – Ну, быть не может, чтобы его окончательно и бесповоротно набрали от меня!
Ведь есть же еще люди! – подумала она. Если не осталось никаких физических свидетельств его пребывания тут, так ведь на свете полным-полно людей, которые вспомнят его! Если этот глуповатый старый священник неспособен его вспомнить, – это вовсе не означает, что и другие люди не помнят о нем!
И, схватив свою сумочку, она выскочила из гостиницы.
Дуглесс медленно-медленно отворила дверь в свой номер, боясь увидеть комнату пустой. Она была в полном изнеможении, но разум ее, к несчастью, функционировал.