65 
Когда часы пробили полночь, Линдси уже час как спала. Перед сном она машинально проделала свой привычный ритуал поглаживания вербы, приложила ее к щеке, подержала каждую ее почку кончиками пальцев и из последних сил заползла в постель. Через минуту она уснула.
В другой гостевой комнате Джи Ди, лежа на удобной кровати, приказала себе прекратить ворочаться, расслабиться и заснуть. Мысли набегали одна за другой подобно реке, вышедшей из берегов и сносящей все на своем пути.
Боже, вот она лежит в кровати, зажатая, как сыр в сандвиче, между двумя спальнями Уайтейкеров из Голливуда. Это было какое-то умопомрачение, настоящее клиническое умопомрачение.
А впрочем… Почему бы и нет, черт побери! Она имеет на то право, сказал бы ей Онор Майкл Мэйсон. Воистину, рассудок у нее лихорадило. Надо спать, потому что, если она не перестанет думать, то заплачет, а если появится хоть одна слеза, то остановить их поток будет почти невозможно. Снова и снова она взбивала подушку, потом ложилась на спину и смотрела в потолок, который в темноте все равно невозможно было разглядеть.
Бен уронил желтый блокнот на пол и выключил свет на ночном столике. Устроив подушки, как ему хотелось, он полежал, прислушиваясь к ночной тишине. Мысленным взором он представил себе Линдси, спящую в одной комнате, и Джи Ди – в другой.
Какое приятное чувство – знать, что в огромной квартире он не один, и она полна людьми, которых он любит… Да, любит. Он любил Джи Ди, в этом не могло быть никаких сомнений.
Бен повернул голову в сторону соседней спальни, находившейся в двух шагах за невидимой в темноте стеной. Там, свернувшись клубочком, спала Джи Ди. Во что она одета? – подумал он. В одну из своих стираных-застиранных рубашек? Или она совершенно нагая, и его руки сразу бы проникли в тепло ее женственности, коснулись атласной кожи. Его рот исследовал бы каждый дюйм ее тела, а она ответила бы на его прикосновение, открывшись ему вся, без утайки, и единение наградило бы их такими ощущениями, о которых они даже и не подозревали.
Боже, как он хотел ее! Бен застонал, и его тело отозвалось на вспышку мыслей и чувств горячей, пульсирующей болью в паху. Зачем он так мучает себя? Он же понимает прекрасно, что не может и не должен спать с Джи Ди Мэтьюз. Смачно выругавшись, Бен обхватил голову руками и повалился лицом на подушку.
Дедушкины часы в углу гостиной пробили полночь. Меридит вытерла слезы со щек и от теплого пламени в камине обернулась к Палмеру, сидевшему на диване.
– Ну, вот ты теперь знаешь все, – сказала Меридит дрожащим голосом, – об этой грязной, убогой истории моего замужества.
– Меридит, – сказал Палмер, вставая.
– Нет, прошу тебя, – почти вскрикнула она, подняв руку, – не трогай меня сейчас, ничего не делай. Сиди и переваривай то, что я рассказала. Может быть, тебе даже лучше пойти домой и там спокойно все обдумать.
– Меридит, – сказал Палмер, усаживаясь на прежнее место. – Мне очень жаль, что на твою долю выпало такое. Но Джейк мертв, его роман закончен, и ты свободна. Ты говорила, что не сможешь выйти за меня, не рассказав всю правду. Ты ее рассказала. У меня сердце разрывается при мысли о том, что тебе пришлось перенести.
– Я так боялась говорить про это, Палмер.
– Но, Господи, почему? – Он встал, подошел к ней, притянул к себе. – Ты ведешь себя, как будто в чем-то виновата, Меридит, хотя прекрасно знаешь, что это не так.
– Правда стоила мне дочери – я потеряла ее на десять лет, а потом еще на год. Я боялась, что все это повторится с тобой. Я не могу быть спокойной и здравомыслящей, когда речь заходит о моей прошлой жизни.
– Естественно. Я очень даже тебя понимаю. Но теперь все сказано, все точки расставлены… – Он улыбнулся. – И я хочу услышать от тебя ответ на мое предложение. Меридит, я прошу выйти за меня и предлагаю соединить наши жизни. Призрак Джейка отныне не стоит между нами. Ты свободна для любви и счастья. Скажи: выйдешь за меня?
Слезы потекли по лицу Меридит.
– Да, да, Палмер. Я пойду за тебя, и так скоро, насколько это позволяет закон. Для меня большая честь и великое счастье стать твоей женой и провести рядом с тобой остаток дней.
– Слава Богу, – сказал он, запечатывая ее рот поцелуем.
В те же часы полуночи Карл Мартин сидел в грязном шумном баре за много миль от роскошных особняков и квартир Беверли Хиллз и пристально глядел на дородного мужчину с сальными волосами, с лицом, на котором запечатлелись следы не одной уличной потасовки, с татуировкой на руках. От запахов пива и пота, витавших в воздухе, Карла подташнивало, но он был при деле.
65 
