Особенно,... 
16 
Разведчики бесшумно снимают дозорных, и мы без стрельбы переходим Дон. Бойцы других подразделений бегут по железнодорожному полотну к вокзалу. Там уже слышится стрельба. Наша четвертая рота круто сворачивает к улице Энгельса. Поднимаемся по каменной мостовой. Навстречу мчится мотоцикл. По нему почти в упор стреляет Спесивцев, строчит из своего «дегтяря» пулеметчик Крестьянников. Мотоцикл переворачивается и летит кувырком к подъезду каменного дома. Из соседнего здания бойцы второго взвода выволакивают худого и длинного как жердь немца. Лейтенант Туз спрашивает (он отлично владеет немецким языком), кто он, и переводит:
– Мотострелок шестнадцатой немецкой мотодивизии, Кстати, ваш одногодок, – замечает Туз, обращаясь ко мне и Спесивцеву.
Мы смотрим на пленного с презрением.
– «Медведь», значит, – плюется Володя. – Проснись, фашистская морда! – И потрясает кулаком перед его заспанным лицом.
– Ну-ну, осторожнее, с пленными не воюют, – вмешивается Туз.
Нас окружают ростовчане. На их лицах ликование, на глазах слезы.
– Освободители наши! Родные! Наконец-то! – слышатся голоса.
– Машина! Немецкая машина!
Показался грузовик, крытый брезентом. Спесивцев целится в водителя и убивает его. Сидевший рядом офицер успевает выскочить из кабины, но тут же падает, скошенный автоматной очередью Туза. Из кузова выпрыгивают немецкие солдаты, и их постигает такая же упасть.
Окрыленные первой удачей, продвигаемся дальше. Но вот раздаются тревожные крики:
– Танки! Танки!
– Пронюхали, гады! – ругается Туз.
Он отдает приказание Спесивцеву подняться на верхний этаж дома и выяснить, сколько у противника танков, Буквально через минуту слышится голос Спесивцева:
– Четыре! Позади танков автомашины!
Вскоре один из танков останавливается у дома, из окна которого ведет наблюдение снайпер Спесивцев, и мы теряем с ним связь, Отстреливаясь, отходим в сторону вокзала.
Один из танков, клацая гусеницами, выползает на середину улицы, где стоит разбитая нами немецкая машина. За танком видны автоматчики. Мы отходим к Доломановскому переулку. И опять тревожное предупреждение:
– Танки!
– В укрытие! – приказывает лейтенант Туз.
Мы занимаем угловой дом. В нем уже находятся несколько бойцов. Среди них невысокий плечистый командир с волевыми чертами лица. Одет он в белый полушубок. На ремне пистолет и две гранаты. Это, как сообщает Туз, наш новый комбат – старший лейтенант Орешкин.
А с улицы доносится частая стрельба. Наш дом окружают фашисты. Что ж, придется драться до конца. Мы не одни. К нам присоединилась группа бойцов во главе с лейтенантом В. Г. Маноцковым, отрезанная от вокзала, где сосредоточились основные подразделения бригады. Нас примерно человек пятьдесят.
Комбат организует круговую оборону. Перед каждым ставит определенную задачу. Мое место возле углового окна. Маскируюсь первым попавшимся предметом – венским стулом, выставленным на подоконник. Веду наблюдение. Через оптический прицел хорошо просматриваются ближние улицы, железнодорожное полотно, дом на пригорке. Отличная позиция для снайпера! Из-за вагонов выбегает группа гитлеровцев. Впереди, судя по всему, офицер. На нем высокая фуражка, на груди бинокль. Нажимаю на спусковой крючок – гремит выстрел. Фашист роняет парабеллум и ударяется головой о землю. По опыту знаю, что солдаты попытаются унести труп офицера. Так и есть: гитлеровец ползет к убитому. И снова гремит выстрел. Справа кто-то бежит, укутанный в клетчатую шаль. Не женщина ли? Всматриваюсь и замечаю дуло автомата.
«Мародер», – решаю я и тут же стреляю.
– Молодец! – слышу над головой голос комбата. – Только ищи цели поважнее.
Я воодушевлен словами комбата, польщен его вниманием. «Снайпер в бою – мощь, сила!» – невольно припоминаю слова школьного военрука. Теперь солдаты противника действуют осторожнее, прижимаются к земле. Поднять их в атаку офицерам нелегко.
Из-за цементной ограды высовывает голову и плечи гитлеровец. В полушубке. Значит, офицер.
– Сдаемся! – кричит он по-русски.
«Если сдаются, почему другие держат автоматы наготове?» – мелькнула у меня мысль.
– Они не знают, где мы, – говорит комбат, – хотят нас обнаружить. Стреляй же, стреляй!
Навожу перекрестье прицела на цель. Плавно спускаю курок. И гитлеровский офицер беспомощно взмахивает руками…
Выстрелы слышались все реже. У нас кончались патроны. В магазине моей винтовки пусто. С тревогой докладываю об этом лейтенанту.
16 
