— Конечно, конечно, — согласилась она, остановившись возле двери. — Итак, теперь наши правила: если вы чем-нибудь расстроите его, а он очень болен, вам придется уйти. Ясно?
Бейли и Мэтт дружно кивнули, шагнули в палату, и Бейли сразу охватило желание убежать. На кровати лежал истощенный, страшно худой человек, опутанный трубками. В левой руке торчала игла капельницы, к носу по прозрачным трубкам поступал кислород, аппаратура, расставленная вокруг, измеряла пульс и следила за дыханием.
— Мэтт, я… — начала Бейли, коснувшись руки спутника.
Но Мэтт уже подошел к постели больного.
— Мистер Берджесс, — решительно начал он, — мы хотели бы узнать подробности ночи, когда погиб Фрэнк Маккалум.
В ту же секунду в палате воцарился хаос: больной открыл глаза, включилась сигнализация, в дверь вбежали врач и несколько медсестер, оттеснив Бейли и Мэтта в сторону.
Бейли попятилась, цепляясь за Мэтта и в ужасе глядя, как врач осматривает пациента, а сестры отключают сирену. Внезапно послышался слабый голос:
— Со мной все в порядке. Оставьте меня в покое!
Бейли вздохнула с облегчением, а голос добавил:
— Просто приснился дурной сон.
Врач и сестры загораживали кровать, но Бейли догадалась, что говорит Берджесс.
— А не пойти бы вам всем к черту? Дайте мне наконец поговорить с гостями! — потребовал он.
Врач обернулся и многозначительно взглянул на Бейли и Мэтта. Ложь пациента его не обманула.
— Если вы еще раз заставите его нервничать, я лично выставлю вас отсюда, — предупредил он и увел медсестер.
Бейли приблизилась к кровати. Лежащий на ней человек был изнурен болезнью, отнимающей последние силы, но блестящие глаза оставались живыми. А лицо отчетливо напоминало другое, юное и свежее, которое Бейли видела на множестве снимков.
— Мы, наверное, пойдем, — нерешительно начала она. — Мы…
— Что? — удивился больной. — После того, как чуть не прикончили меня?
Берджесс хотел добавить что-то еще, но закашлялся.
Бейли подала ему взятый с тумбочки стакан воды с соломинкой.
Тем временем Мэтт встал в ногах кровати, вцепившись в поручни побелевшими пальцами.
— Ты сын Кайла? — спросил Берджесс. — Похож, только слишком толстый.
— Много ест, — с улыбкой объяснила Бейли.
Берджесс повернулся к ней:
— А ты кто?
За Бейли ответил Мэтт:
— Вдова Лукаса Маккалума.
— О Господи… — прошептала Бейли и опустилась на стул возле кровати.
Она ничуть не сомневалась, что это известие убьет больного. Один из мониторов стал издавать сигналы чаще, но сирена не включилась.
— Мэнвилл, — помолчав, отозвался Берджесс. — Джеймс Мэнвилл. Однажды я видел его — был в Орегоне, покупал дерево, когда кто-то сказал, что в город приехал Джеймс Мэнвилл, сплавляться по тамошним порогам. Мне, как всем, захотелось на него взглянуть, я был в толпе зрителей, которые видели, как он садился в лодку. Перед отплытием он помахал нам всем, а у меня чуть сердце не выскочило: я смотрел прямо в глаза Люка Маккалума!
— Он видел вас? — спросила Бейли.
— А как же! Не просто видел: едва он меня заметил, мигом превратился из надменного Джеймса Мэнвилла в перепуганного мальчишку. Но я сделал вид, что прикладываю палец к губам и покачал головой, обещая, что не проболтаюсь, и Люк улыбнулся в ответ. Я всегда любил его.
— Мы хотим знать о нем все, — заявила Бейли.
Берджесс улыбнулся.
— Сожалею, ничем помочь не могу. Я знаю только, что Фрэнк уехал из города после окончания школы, где-то скитался несколько лет, а когда вернулся, мальчишка уже был при нем. Однажды я спросил Кайла, почему его никогда не видно в городе, а Кайл объяснил, что у него врожденное уродство, поэтому Фрэнк держит его в доме в горах, чтобы люди над ним не смеялись. Я знал, что это не мое дело, и никогда не расспрашивал о нем. Но иногда ему надоедало в горах и он тайком приходил на… — Берджесс сделал паузу, — на ферму. Маленькую, ухоженную, на…
— Оул-Крик-роуд, — подсказала Бейли. — На старую ферму Хенли.
— Точно! Так и было. Видела ее?
— Да, — тихо подтвердила Бейли. — Ферма замечательная. Там во дворе старое тутовое дерево… — Она прервала себя: аппаратура вокруг кровати тревожно замигала лампочками. — О, простите, я вас расстроила! Нет, мы все-таки пойдем.
— Нет, не уходите, прошу вас, — заторопился Берджесс. — Здесь тоскливо, я не прочь поговорить. Иногда за целый день слова не вымолвишь. А меня когда-то считали хорошим рассказчиком.