В подавленном настроении Йон поехал домой. Нет, зря он отпустил ее на такси, надо было удержать ее любой ценой и убедительно объяснить, что он чувствует себя ответственным за нее, потому что любит. Что это совершенно естественно, когда мужчина не выдерживает, если кто-то хамит его женщине. Тогда она уж точно поняла бы его.
Приехав на Бансграбен, он попробовал дозвониться ей по обычному телефону, но услышал лишь энергичный мужской голос на автоответчике. До сих пор Йон почти не замечал английского акцента, теперь же интонация показалась ему фальшивой и искусственной. Вероятно, в ней содержалась претензия на светскость, интернационализм. Йон включил ноутбук, вошел в Интернет и отыскал биографию Бена Мильтона с его снимком. Впился глазами в яркое лицо и испытал мучительную ревность. Что за дружба у Юлии с этим педрилой, на чем основана? Как далеко заходит? Как-никак, она провела с ним последние выходные, целых два дня. Может, он снова в Гамбурге и Юлия пыталась дозвониться не матери, а Мильтону? Договорилась с ним встретиться и сейчас они вместе? Если бы она сидела где-нибудь одна, то уже давно вернулась бы на Шеферштрассе. Возможно также, что они уже несколько часов лежат там в постели, не зажигая свет; педик или нет, но в конце концов Мильтон женат и отец своих детей. Вероятно, он из тех, кто танцует на всех свадьбах, душа компании, общий любимец.
Естественно, Юлия никогда не признается, какие на самом деле у них отношения, ведь он и сам поступал с Шарлоттой точно так же. Лишь дважды совершил глупость и признался ей в своих изменах. Почему он вообще решил покаяться перед ней в тех незначительных историях? Чтобы облегчить свою совесть, как объяснял себе сам? Чтобы, как предполагала Шарлотта, унизить ее? Или чтобы привнести немножко напряжения в свою однообразную жизнь, в чем упрекал его Роберт?
Его мысли поплыли в ненужном направлении. Черное озеро. Шепчущие кусты на берегу. Всплеск воды, поглотившей мешок. Йон вздрогнул, выключил ноутбук и решил, чтобы не думать ни про Шарлотту с Робертом, ни про Юлию с Беном Мильтоном, взяться за классные работы десятого «а», ему оставалось проверить еще две трети. На этот раз он начал с работы лучшего в классе, Симона Мюнхмейера, тот уже много лет учился только на «отлично». И на этот раз он тоже не разочаровал своего учителя.
Йон почти закончил проверку, когда зазвонил телефон. Взглянул на часы – стрелки уже миновали полночь.
– Еще не спишь?
Немедленно его захлестнуло то же самое чувство. С головы до пят.
– Ты где?
– Дома, – ответила она. – Слушай, я вела себя довольно глупо, моя реакция была совершенно неадекватной. Сегодня я немножко нервничаю и теперь хочу извиниться перед тобой.
– Я тоже. Я вел себя как идиот. Очень рад твоему звонку. Может, я быстро приеду к тебе?
– Сейчас? Что ты! Ведь мне вставать в половине седьмого.
– Я буду у тебя через полчаса.
– Ой, я уже засыпаю. Давай завтра вечером, идет? Я куплю у индуса что-нибудь поесть.
– Согласен. Спокойной ночи. И еще раз спасибо за твой звонок. А то я беспокоился.
– Из-за меня? Почему?
– Потому что не мог до тебя дозвониться.
– Я была в кино, на позднем сеансе.
– Что смотрела?
Она сделала одну из своих маленьких пауз, потом проговорила с самой вульгарной из своих интонаций:
– Может, ты еще захочешь посмотреть мой билет в кино? – Ее слова прозвучали так, словно она предлагала ему стриптиз.
Йон с облегчением рассмеялся:
– С большей охотой я бы осмотрел кое-что другое. Но сделаю это завтра. После индийской чечевицы.
– Чечевицы? – переспросила она. – Так и запишем. Приятных тебе снов.
Йон положил телефонную трубку на базу с такой осторожностью, словно она была из хрупкого стекла. Потом спустился на кухню, взял пиво и устроился, не зажигая свет, на шезлонге в зимнем саду – в единственном месте, которого ему, пожалуй, будет не хватать, когда он покинет дом. Ночь была ясная, над деревьями в конце сада висела луна.
Теперь он мог расслабиться; напряжение, тяжесть растворились в его груди. Страхи улетучились, настроение резко поднялось и сравнялось с дневным. Что ж, они поспорили, но снова помирились, все хорошо. Самое главное, она больше не сердится; наоборот, даже извинилась перед ним. А завтра они увидятся.
27
Четырьмя неделями позже, в середине последнего апрельского дня увезли мебель, которую Йон решил забрать с собой на Манштейнштрассе. С согласия фрау Крихбаум он уже несколько раз привозил туда в последние дни картонки со своими вещами.