Особенно,... 
28 
Глаза Мелиты потемнели от гнева. Гордо выпрямившись, она указала служанке на дверь. Та, громко рыдая, удалилась.
– Лайонин! Я рассказывала тебе, что происходит между мужчиной и женщиной. Это акт любви, и нет нужды его опасаться.
Лайонин подняла на мать измученные глаза:
– Знаешь, он меня ненавидит.
– Что случилось? Что ты наделала?
– Не знаю. Только он очень рассержен. Джайлз наговорил ему всякой лжи, и теперь он не может меня видеть.
– Джайлз! Так и думала, что он наделает бед! Недаром просила сэра Джона не привозить с собой сына. Я его даже не видела. – Мать вдруг повернулась к двери. – Они уже идут. Будь с ним добра и терпелива, не показывай своего нрава. Мне нужно уходить. Ты теперь должна сама решать, как тебе жить.
Она поцеловала дочь в щеку и ушла. Но ей пришлось вжаться в стену, чтобы пропустить «черных стражей», несших своего господина по лестнице. Голова его бессильно болталась.
– Вот теперь мы узнаем, какому человеку служим! Если через девять месяцев у них не появится ребенок, мы пойдем на службу к Роберту де Веру, у которого целых шесть сыновей!
– Лев на щите, и львица в постели! Чего еще желать мужчине?
Стражи с грохотом ввалились в комнату, но тут же потрясение замерли, ибо вид леди Лайонин, сидевшей в постели – мягкие полушария, едва прикрытые простыней, золотисто-рыжее сияние волос, – заставил каждого увериться, что на свете нет женщины, которая могла бы сравниться с ней красотой. Пьяный Ранулф удивился столь странной тишине, но, взглянув на жену, забыл обо всем.
Раздев господина догола, они подняли его и уложили в постель рядом с Лайонин. Корбет задул свечи, оставив гореть только одну, в изножье кровати. Сэнневилл, один из «черных стражей», остановил приятеля, который собирался погасить последнюю свечу, и взглядом указал на новобрачных:
– Интересно, будь ты на его месте, хотел бы оказаться в темноте, когда откинешь эту тонкую простыню?
Воцарилось молчание. Сообразив, в чем дело, рыцари с хохотом покинули комнату.
– Ранулф, – робко начала она, когда они остались одни. Он резко дернулся.
– Ну как? Смирилась с богатым мужем? Будешь терпеть мои ласки, мечтая о другом? Или уже успела как следует узнать его?
– Джайлз никогда ничего для меня не значил.
– А вот парень, похоже, иного мнения. Не мог же он все придумать!
– Значит, мог! В детстве мы играли вместе и часто беседовали о будущем, но я всегда твердила, что не знаю, кто будет моим мужем. Он, по-видимому, считает иначе.
– А мне кажется, что все было не так. Мальчик любил тебя, но ты его отвергла, поскольку искала добычу побогаче. Охота оказалась удачной, и ты принесла к столу самого графа Мальвуазена. Перечислить тебе мои имения, рыцарей, количество золотой посуды и остальные богатства, которыми я владею?
– Прекрати! Я ни в чем не виновата. Он всего лишь глупый мальчишка с наивными мечтами и абсолютно мне безразличен. Это тебя я…
– Любишь? – саркастически усмехнулся он. – Хочешь сказать, что любишь меня? Ну же, позволь мне услышать от тебя нежные слова! Может, они уймут гнев Льва и снова сделают его нежным и податливым в твоих маленьких ручках.
Она обратила на него ледяной изумрудный взгляд:
– Я никогда не лгу. И сейчас не могу сказать, что люблю тебя или когда-нибудь полюблю.
Одним движением руки он сорвал с нее простыню и невольно застыл при виде совершенного тела, подобного которому ему еще не доводилось видеть.
Лайонин заметила, как изменилось его лицо, и гнев ее сменился страхом. Ибо она впервые узрела лицо Черного Льва, вынуждавшее сильных мужчин покорно падать на колени. Поверить невозможно, что он способен так смотреть! И вот теперь этот взгляд обращен на нее!
Лайонин инстинктивно попыталась прикрыться руками. Но стальные пальцы сильно сжали грудь. Слишком сильно. Жесткие губы смяли ее нежный рот. Мощное бедро раздвинуло ее ноги. Она попыталась сопротивляться, но он словно ничего не замечал.
Она царапалась, визжала, но он лишь что-то невнятно бормотал. Жестокий поцелуй длился так долго, что она начала задыхаться. Он навалился на нее всей тяжестью, и она вскрикнула от острой боли. Из глаз хлынули слезы. Но он продолжал вонзаться в нее с такой яростью, что, казалось, вот-вот разорвет.
Наконец он замер, и боль немного утихла, но потом опять стал двигаться, и боль вспыхнула вновь. Шли минуты. Ранулф входил в нее медленно, до конца, и где-то глубоко вспыхнула искорка наслаждения. Но тут он тяжело задышал и с новой энергией вонзился в нее. Она прикусила губу, чтобы не вскрикнуть.
28 
