— Космос глубок, экселленц.
— Да, да. Не сомневаюсь что есть тысячи великих рас, которых мы никогда не встречали и не встретим. Но неужели и для вас это тоже первый контакт с хрошии?
— Нет. Мы давно знаем о них… дольше чем о вас.
— Что? — Гринберг кинул на Кику быстрый взгляд.
Тот продолжил:
— Что за отношения между Раргиллом и хрошии? И почему Федерации о них ничего не известно?
— Должен ли я считать ваш последний вопрос упреком? Если да, то могу сказать, что я не отвечаю за действия своего правительства.
— Мы просто интересуемся, — заверил его Гринберг. — Федерация стремится постоянно расширять свои дипломатические связи. И я удивлен, узнав, что ваша раса, которая всегда декларировала дружбу с нами, зная о существовании могучей цивилизации, не поставила Федерацию об этом в известность.
— Не могу не отметить, экселленц, что я удивлен вашим удивлением. Космос глубок и неисчерпаем… а моя раса испокон веков была известна как нация путешественников. Может быть, Федерация не догадалась правильно сформулировать вопрос? Что же касается остального, то мои соотечественники не имеют с могущественными хрошии ни дипломатических, ни каких-либо иных отношений. Они — существа, которые, как вы выражаетесь, заняты своими собственными делами, и мы очень рады… рады тому, что не имеем к ним отношения. Корабли хрошии не появлялись в нашем небе уже более пяти ваших столетий, но вот хрошии прилетели и потребовали от нас определенных услуг…
— Чем больше я узнаю, — сказал Гринберг, — тем больше ничего не понимаю. Значит, они остановились на Раргилле, чтобы взять посредника, вместо того, чтобы направиться прямо сюда?
— Не совсем так. Появившись в нашем пространстве, они осведомились, слышали ли мы когда-нибудь о вас. Мы сказали, что да, мы знаем о вас… ибо когда хрошии спрашивают, им нельзя не ответить! Мы указали им, где находится ваше светило, и на мою долю выпала редкая удача представлять их. — Он пожал плечами. — Вот я и здесь.
— Минутку, — сказал Гринберг. — Значит, они наняли вас, двинулись к Земле, затем сообщили вам, что ищут пропавшую хрошиа. И должно быть, именно тогда вы и решили, что их миссия не увенчается успехом. Почему?
— Разве это не очевидно? Мы, раргиллиане, используя вашу любимую и довольно точную идиому, самые большие сплетники в космосе. Из вежливости вы можете называть нас «историками», но я предпочитаю более жизненное выражение. Сплетники. Мы всюду бываем, всех знаем, говорим на всех языках. Мне не нужно «поднимать документы», дабы удостовериться, что люди с Земли никогда не были в средоточии звездной системы хрошии. Окажись вы там, вы, конечно, не обошли бы их своим вниманием, результатом чего была бы война. Она могла бы превратиться в «переполох в курятнике»… кстати, интересное выражение, и я хотел бы побывать в курятнике, коль скоро я уж здесь. И эта война бы породила массу анекдотов и интересных историй, которые рассказывались бы всюду, где собирались бы два раргиллианина. Поэтому я понял, что они должны ошибаться; им не удастся найти то, что они ищут.
— Иными словами, — подвел итог Гринберг, — вы указали им не ту планету… и взвалили все проблемы на нас.
— Нет! Нет! — запротестовал доктор Фтаемл. — Идентифицировали мы вас совершенно точно. Дело было не столько в вашей планете, поскольку хрошии не знали, откуда вы пришли, сколько вас самих. Существа, которых они хотели разыскать, были люди с Земли — до мельчайших деталей, вплоть до ногтей на руках и расположения внутренних органов.
— И тем не менее, вы знали, что они ошибаются. Доктор, я не так искушен в семантике, как вы. Но я вижу здесь определенное противоречие… или парадокс.
— Разрешите, я вам объясню. Мы, для которых слова являются профессиональным оружием, лучше других знаем их никчемность. Парадокс может существовать только в словах, а не в фактах, которые отображаются этими словами. Как только хрошии точно описали людей с Земли и как только я понял, что люди не имеют представления о хрошии, я пришел к тому выводу, к которому я и должен был прийти — что в этой Галактике есть еще одна раса, похожая на вашу, как две горошины из одного стручка. Или бобы? Вам больше нравятся бобы?
— Хватит и горошины, — сказал серьезно мистер Кику.
— Благодарю вас. У вас очень богатый язык; пока я нахожусь здесь, я постараюсь освежить свои знания. Поверите ли, человек, у которого я брал первые уроки, дал мне идиомы, совершенно неприемлемые в вашем изысканном обществе. Вот как, например…