— О чем ты задумалась? — тихо спросил Майлс, напряженно глядя на девушку. Элизабет опомнилась:
— О том, что вы промокли и вот-вот погаснет костер.
Майлс, потягиваясь, поднялся:
— Холодная страна, не правда ли?
Произнеся эти слова, он начал медленно стаскивать с себя мокрую одежду и раскладывать перед костром.
Элизабет следила за ним с пристальным интересом. Обнаженных мужчин она видела не раз, к тому же довольно часто ей приходилось наблюдать, как рыцари из окружения братьев тренировались в одних коротких подштанниках. Теперь же она сомневалась, что когда-то ей было интересно смотреть на одного из них.
Майлс был худощав, но мускулист, и, когда повернулся к ней, она увидела на его груди клин густых черных волос. У него были мощные бедра, натренированные ношением доспехов, и хорошо развитые икры ног.
— Элизабет, — прошептал Майлс, — ты заставляешь меня краснеть.
Но покраснел не он, а Элизабет, которая, услышав, как Майлс фыркнул от смеха, не смела даже взглянуть на него.
— Отец, — сказал, проснувшись. Кит, — я хочу есть.
Элизабет нехотя отпустила от себя ребенка. Несмотря на то, что она очень любила детей, в жизни она встречалась с ними довольно редко. Нет ничего прекрасней, чем держать на руках ребенка, которому ты нужна, который доверчиво играет с тобой.
— Есть жареное мясо и несколько яблок, — предложил Майлс сыну.
— Ты не замерз, отец? — спросил Кит.
Не глядя в сторону Элизабет, Майлс ответил:
— Меня согревают теплые взгляды, которые бросает на меня одна леди. Присоединяйтесь к нам, леди Элизабет.
Все еще пылая от смущения, Элизабет подсела к ним, но, спустя некоторое время, смущение покинуло девушку. По настоянию Кита Майлс рассказал несколько историй, приключившихся с ним и братьями в детстве. В каждом рассказе он выглядел героем, который не раз спасал и наставлял своих братьев. Глаза Кита блестели при этом, словно звездочки.
— Когда вас посвящали в рыцари, — невинно спросила Элизабет, — разве вы не клялись говорить только правду?
Майлс весело подмигнул ей.
— Не думаю, что клятва запрещает мне производить хорошее впечатление на сына или… — Он, казалось, не мог подыскать нужного слова.
— Пленницу! — подсказала Элизабет.
— Ах, Элизабет, — рассмеялся Майлс. — Что еще может подумать женщина о мужчине, чьи братья постоянно пытались сделать его жизнь невыносимой?
— Они действительно пытались? Она задала вопрос с таким серьезным видом, что он догадался — она поняла его в буквальном смысле.
— Да нет, не совсем, — заверил он Элизабет. — В раннем возрасте мы остались совсем одни, и, хотя некоторые из наших шалостей были небезопасны, мы все выжили.
— И живете с тех пор счастливо, — сурово добавила она.
— А как тебе жилось рядом с Эдмундом Чатвортом? — как бы между прочим спросил он.
Элизабет заерзала и, сменив положение ног, произнесла:
— Ему тоже нравились… шалости.
— Ты наелся. Кит? — спросил Майлс, протягивая руку за очередным куском мяса.
Вдруг Элизабет заметила длинную глубокую рану на внутренней стороне его руки. Рана была открыта и кровоточила.
Майлс, казалось, всегда знал, куда направлен ее взгляд.
— Я поранился тетивой лука. Можешь проявить свои врачевательские способности, если хочешь, — сказал он, и такая явная надежда прозвучала в его голосе, что она рассмеялась в ответ.
Задрав подол, Элизабет оторвала от нижней юбки длинную полосу и смочила ее дождевой водой. Майлс сел перед ней по-турецки и протянул руку. Элизабет начала осторожно смывать с нее кровь.
— Не могу описать, насколько приятно видеть, как ты улыбаешься. Кит, не лезь на эти балки. Лучше вынь тряпку из колчана и почисть мой меч. И смотри, не поранься о лезвие. — Он снова обернулся к Элизабет. — Для меня большая честь, что ты мне улыбаешься. Не уверен, но думаю, что твоей улыбки удостаивались немногие мужчины.
— Очень немногие, — только и произнесла .она. Майлс взял ее руку и поцеловал ладонь:
— Я начинаю думать, что ты действительно такой ангел, каким выглядишь. Кит просто обожает тебя.
— У меня такое ощущение, что Кит до сих пор ни разу не встречался с незнакомыми людьми и поэтому обожает всех подряд.
— Не думаю. — И он вновь поцеловал ей руку.
— Прекратите сейчас же! — вырвала она руку. — Вы слишком щедры на поцелуи.
— Я только этим и сдерживаю себя, но больше всего я хотел бы заняться с тобой любовью. Кит! — заорал он на сына, размахивающего мечом над своей головой. — Я спущу с тебя шкуру, даже если ты только подумаешь вонзить меч во что-нибудь.