Он сдержался только потому, что она — это было видно по ее глазам — догадалась, о чем он подумал. Два-ноль в ее пользу, решил он.
— Вранье, — сказал он, — это ужасная вещь. Мужчины тоже лгут, вы знаете об этом?
— Но не Ровене. Ей они не лгут… Что они могут сказать о ее красоте, что будет ложью?
— Истинное очарование обходится без лжи.
— Ха! Ровена — это специалист по очарованию, но все, что она говорит, — ложь.
— Тогда это не настоящее обаяние. Ее красота — вот что завоевывает сердце мужчин. Но что с ней произойдет, когда ее красота померкнет? Ни один мужчина не купится, когда ложь будет звучать из уст, уже не таких красивых.
Он заметил, что сейчас завладел ее вниманием. Явно, ей нравилась ложь, которая звучит так, как будто это правда.
— Так, теперь разрешите мне показать вам истинное очарование. Дайте мне вашу руку.
Она крепко прижала руку к телу.
— Если вы хотите рассказать мне кучу глупых врак о моей волшебной красоте, то я этого не хочу.
— Вы можете на минуту допустить, что у меня есть немного ума? Дайте, наконец, вашу руку.
Глупо, но эта женщина просто достала его. Он был уверен, что никакая другая не отказалась бы от урока обольщения. Особенно если учесть, что мужчина, старающийся ее обольстить, к тому же ее муж.
Он взял ее руку с нежностью. С другой женщиной он бы беспокоился, как бы не испугать, но удивился бы, если бы что-то испугало это крошечное создание. Он поднял ее руку к своему лицу, но не поцеловал. Вместо этого он прижал ее тыльной стороной к своей щеке.
— Знаете, что мне нравится в вас, миссис Хантер? И не стал ждать ее ответа.
— Я люблю вашу честность. Всю свою жизнь я слышал комплименты. Мужчины слишком меня боялись, чтобы сказать что-нибудь неприятное, а женщинам так сильно нравилась моя внешность, что они около меня просто мурлыкали. — В слове «мурлыкать» он прокатил звук «р» нежно, прямо шелково, отчего Дори широко раскрыла глаза. — Встретить женщину, которая честна со мной, — это так освежает. Она убедила меня, что кое-чему я еще должен поучиться. И это воодушевляет, бросая вызов моему способу мышления. Вы заставили меня упорно потрудиться около вас, заставили захотеть доказать вам, будто я могу работать, несмотря на то, что вы-то считаете, будто не могу.
Он поднес ее руку к губам и стал целовать кончики пальцев один за другим.
— Что касается красоты, в вас есть такая искорка, что ваша сестра не может с вами сравниться. Она — как роза в полном цвету, пышная и видная всем, а вы — как фиалка, свежая и сияющая, нежная, но стойкая. У вас не тот тип красоты, который замечают сейчас же, как только посмотрят. Ваша красота нежнее. Ее надо искать, и поэтому она ценится намного дороже.
Дори сидела, при каждом его слове распахивая глаза все шире. Легкое покалывание побежало от ее кисти к плечу, а потом распространилось по телу.
Внезапно он выпустил ее руку.
— Вот, — сказал он, — что я имел в виду. Очаровывание без лжи.
Дори должна была встряхнуть головой, чтобы в ней прояснилось.
— Очаровывающая ложь. Вот что я об этом думаю, — возразила она.
— А что же вы считаете правдой?
— Вы думаете, что я вредная и причиняю одни неприятности. Однако я богатая вредина, а вам нужны деньги.
Коул не знал, был ли он когда-нибудь больше оскорблен. Она сказала, что он женился на ней из-за денег, и только из-за денег, а это, конечно, неправда. Он женился на ней из-за… Вот проклятье! Он точно не знал, почему он на ней женился, но не из-за одних же денег. Мужчина, женившийся из-за денег, называется… называется… каким же это словом? Жиголо, вот как! Он не возражал, когда его называли киллером, но не хотел, чтобы о нем думали как о человеке, который живет за счет женщины.
Внезапно он встал.
— Давайте кое-что выясним прямо сейчас. Я женился на вас, потому что вам нужна защита, и вы мне за эту защиту платите. Для вас я что-то вроде телохранителя. Когда сестра уедет из страны, мы пожмем друг другу руки, разорвем отношения, и всему этому придет конец. Согласны?
— Конечно, — спокойно сказала она; ее глаза глядели ясно, без всяких эмоций.
— Сейчас, если вы не возражаете, я собираюсь спать. День был длинным.
При этих словах глаза у нее расширились настолько, что он понял, о чем она думает.
Не зная точно, почему так рассердился, он схватил две дорожные сумки, плюхнул их в центр постели, соорудив таким образом своего рода стену. Может быть, его гнев был вызван тем фактом, что он ни разу не ссорился с женщинами, а сейчас внезапно эта крошка-мышка ведет себя так, будто он превратился в сатира, в нечто подлое и омерзительное. Он ей так сильно не нравился, что она даже неохотно протянула ему через стол руку.