Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
35 
— Сволочь, — сказал он. — Мерзавец.
— Эзра сказал, что она вам может понадобиться, — сказал я.
В ответ он бросил в меня молочную бутылку.
— Вы уверены, что она вам не нужна? — спросил я.
Он бросил еще одну молочную бутылку. Я ретировался, и он запустил мне в спину еще одной бутылкой. И захлопнул дверь.
Я подобрал баночку, слегка треснувшую, и положил в карман.
— По-моему, он не захотел подарка от месье Паунда, — сказал я консьержке.
— Может быть, он теперь успокоится, — сказала она.
— Может быть, у него был свой, — сказал я.
— Бедный месье Даннинг, — сказала она.
Любители поэзии, организованные Эзрой, в конце концов снова пришли на выручку к Даннингу. Мое и консьержки вмешательство оказалось безуспешным. Треснувшую банку с предполагаемым опиумом я завернул в пергамент и тщательно упаковал в старый сапог для верховой езды. Через несколько лет, когда мы с Эваном Шипменом освобождали квартиру от моего имущества, сапоги нашлись, но банки не было. Не знаю, когда на самом деле умер Даннинг и умер ли — и почему бросался в меня молочными бутылками: то ли потому, что я с недоверием отнесся к его первому умиранию той ночью, то ли моя личность была ему неприятна. Но помню, какое ликование вызвала у Эвана Шипмена фраза: «Monsieur Dunning est monté sur le toit et refuse catégoriquement de descendre». Он считал, что в ней есть что-то символическое. Не знаю. Может быть, Даннинг счел меня агентом Зла или полиции. Знаю только, что Эзра старался помочь Даннингу, как помогал многим людям, и надеюсь, что Даннинг в самом деле был таким хорошим поэтом, каким его считал Эзра. Для поэта он довольно метко бросал молочные бутылки. Впрочем, Эзра, великолепнейший поэт, при этом отлично играл в теннис. А Эван Шипмен, который был прекраснейшим поэтом и искренне безразличным к тому, будут ли когда-нибудь опубликованы его стихи, считал, что это должно остаться тайной.
— Нам в нашей жизни, Хем, нужно больше настоящей тайны, — сказал он мне однажды. — Писателя, полностью лишенного честолюбия, и действительно хорошего неопубликованного стихотворения — вот чего нам больше всего не хватает сегодня. Есть еще, конечно, проблема прокорма.
Я не видел ничего написанного об Эване Шипмене, об этой части Парижа и о его неопубликованных стихах, поэтому и счел важным включить его в свою книгу.
16
Зимы в Шрунсе
Когда нас стало трое, а не двое, холод и непогода в конце концов выгнали нас зимой из Парижа. Одному вполне можно было привыкнуть. Я всегда мог пойти писать в кафе и все утро проработать за чашкой café crème, пока официанты протирали столы и подметали и в помещении постепенно становилось теплее. Жена могла пойти упражняться за фортепьяно, надев побольше свитеров, чтоб не замерзнуть за игрой, а потом вернуться домой и ухаживать за Бамби. Но брать маленького ребенка в кафе зимой не годилось — даже такого ребенка, который никогда не плачет, за всем наблюдает и никогда не скучает. Тогда бебиситтеров не было, и Бамби лежал счастливый в своей кроватке с высокой сеткой в обществе большого чудесного кота по имени Ф. Мур. Некоторые говорили, что опасно оставлять младенца с котом. Темные и суеверные говорили, что кошка может высосать дух из младенца и убить его. Другие — что может лечь на ребенка и задушить своей тяжестью. Ф. Мур лежал рядом с Бамби, в кроватке с высокой сеткой, желтыми глазами следил за дверью и никого не подпускал, когда нас не было дома, а Мари, femme de mènage[41], тоже надо было уйти. Нянька для малыша не требовалась — нянькой был Ф. Мур.
Но если вы действительно бедны — а мы были вправду бедны, когда вернулись из Канады, и я бросил журналистику, и рассказов моих никто не печатал, — зимой в Париже с маленьким ребенком тяжело, даже с таким, как Бамби, который в возрасте трех месяцев пересек январскую Атлантику за двенадцать дней на маленьком пароходе компании «Кьюнард», шедшем из Нью-Йорка через Галифакс, и ни разу не заплакал за все плавание, а только радостно смеялся, когда на его койке строили баррикаду, чтобы он не свалился во время сильной качки.
Мы отправились в Шрунс в земле Форарльберг в Австрии. Проехав Швейцарию, вы подъезжаете к австрийской границе у Фельдкирхе. Поезд пересек Лихтенштейн, сделал остановку в Блуденце, а оттуда по ветке, проложенной по лесистой долине с фермами, вдоль речки с галечным дном, где водилась форель, мы приехали в Шрунс, солнечный торговый городок с лесопилками, складами, трактирами и хорошей, круглый год открытой гостиницей «Таубе», где мы и поселились.
35 
