41 
Доранди улыбнулся:
— По сути — да, формально — нет. Бизнес принадлежит мне, но лицензия — по-прежнему Dottore Митри.
— Объясните, что это означает?
Доранди снова сверился со спасительным изображением города на стене. Очевидно найдя там ответ, он повернулся к Брунетти:
— Это значит, что я решаю, кого нанимать и кого увольнять, какую рекламу использовать, каковы будут специальные предложения, кроме того, я получаю большую часть дохода.
— Какую именно часть?
— Семьдесят пять процентов.
— А остальное причитается Dottore Митри?
— Да. И арендная плата тоже.
— Это сколько?
— Вы имеете в виду арендную плату? — переспросил Доранди.
— Да.
— Три миллиона лир в месяц.
— А доход?
— Зачем вам все это знать? — поинтересовался Доранди все таким же ровным голосом.
— Пока что, синьор, я понятия не имею, что именно мне нужно знать, а что — нет. Я просто пытаюсь собрать о Dottore Митри и его делах как можно больше информации.
— С какой целью?
— Чтобы лучше понять, почему его убили.
Доранди отреагировал мгновенно:
— Я думал, записка, которую вы нашли, превосходно все объясняет.
Брунетти поднял руку, словно соглашаясь с этим предположением, но все же сказал:
— Полагаю, нам важно выяснить про него как можно больше.
— Ведь записка была, не так ли? — спросил Доранди.
— Откуда вы это знаете, Dottore Доранди?
— Из газет.
Брунетти кивнул:
— Да, записка была.
— В прессе правильно передали текст?
Брунетти, проштудировавший газеты, кивнул.
— Но это же абсурд! — воскликнул Доранди, словно Брунетти сам составил записку. — Мы здесь не занимаемся никакой детской порнографией. Мы не обслуживаем педерастов. Обвинения просто смехотворны!
— Как вы думаете, почему кто-то мог написать такое, синьор?
— Возможно, из-за той сумасшедшей, — сказал Доранди, не пытаясь скрыть свое отвращение и раздражение.
— О какой сумасшедшей идет речь? — решил уточнить Брунетти.
Доранди долго молчал, прежде чем ответить, внимательно изучал лицо Брунетти, ища в вопросе подвоха и наконец произнес:
— О той женщине, что бросила камень. Она все это начала. Если б она не выдвигала свои идиотские обвинения — лживые, абсолютно лживые, — ничего бы этого не случилось.
— А они лживые, синьор Доранди?
— Как вы можете задавать подобный вопрос? — Доранди наклонился в сторону Брунетти и возмущенно ответил: — Конечно лживые! Мы не имеем никого отношения к детской порнографии и педерастам!
— Это слова из записки, синьор Доранди.
— Какая разница?
— Обвинения выглядят по-разному, синьор. Я пытаюсь понять, почему человек, составивший записку, считал, что агентство причастно к педерастии и детской порнографии.
— Я уже сказал вам почему, — проворчал Доранди раздраженно. — Из-за той женщины. Она во всех газетах оклеветала меня, оклеветала агентство, заявила, что мы организуем секс-туры…
— Но ведь она не говорила ничего о педерастии и детской порнографии? — прервал его Брунетти.
— А какая разница для сумасшедшей бабы? Им все кажется одинаковым, все, что связано с сексом.
— Значит, туры, которые организует агентство, как-то связаны с сексом?
— Я этого не говорил! — выкрикнул Доранди. Потом, осознав, что голос его звучит слишком громко, на мгновение закрыл глаза, снова сложил руки и произнес совершенно спокойно: — Я этого не говорил.
— Вероятно, я неправильно понял, — пожал плечами Брунетти и спросил: — А почему эта сумасшедшая, как вы ее называете, утверждала обратное? Почему в самом деле вас в этом обвиняют?
— Люди плохо умеют понимать друг друга. — Улыбка вернулась на лицо Доранди. — Вы ведь знаете, как это бывает: они видят то, что хотят видеть, и придают событиям такой смысл, какой хотят.
— А конкретно? — Брунетти задал вопрос с самым мирным выражением лица.
— Конкретно я имею в виду то, что сделала эта женщина. Она увидела наши постеры, рекламирующие туры в экзотические страны — Таиланд, Куба, Шри-Ланка, потом прочитала какую-нибудь истерическую статью в феминистском журнале, в которой утверждается, будто в тех местах процветает детская проституция, и потому туристические агентства организуют туры туда именно с этой целью, секс-туры — и всё! У нее в мозгу защелкнуло, после чего она явилась сюда ночью и разбила мне витрину.
41 
