Последние отзывы

  62  

Издалека он заметил причудливый черный силуэт машины, о которой говорил ему Марк. Подойдя поближе, услышал глухое гудение, постукивание и скрип. Кельвелер покачал головой. Марк становится рабом бесполезной машины. Какой еще идиотский вопрос он ей задал? Да и какая машина совладает с полной противоречий натурой Вандузлера-младшего, неустойчивого эмоционально, но последовательного в усилиях ума? Луи не мог бы сказать, что в этом парне было сильнее – его способность глубоко погружаться в суть вещей или истеричность, свойственная утопающему? С кем его можно сравнить – с небольшим китом, уверенно ныряющим в морские глубины, или с щенком, который, выбиваясь из сил, барахтается в пруду?

Марк что-то напевал, читал при свете зажигалки послание, которое только что выдала машина. Он казался совершенно спокойным. Кельвелер не в первый раз слышал, как он поет. Он остановился чуть поодаль понаблюдать и послушать. Если бы не убийство старушки, которое приводило его в бешенство, и не тяжелые мысли, это зрелище его бы порадовало. Было темно и холодно, дождь прошел, умопомрачительная машина перестала скрипеть, а Вандузлер-младший, стоя один в темноте, весело распевал:

• Прощайте, женщины, весна,
• прощай, моя любовь,
• Еще не кончена война,
• еще прольется кровь,
• Нам на Краонской высоте
• остаться суждено,
• Мы встретить смерть во цвете лет
• обречены давно.

– Что сказала твоя машина? – спросил Луи, перебивая его.

– Да пошла она, – буркнул Марк, скомкав бумажку. – Сплошные гадости, что про жизнь, что про Средневековье, что про Солнечную систему. Сам увидишь. Задай вопрос, только вслух, иначе не сработает.

– Вслух? Такое правило?

– Это я сам придумал, чтобы узнать твои мысли. Здорово, да?

– И что ты хочешь узнать?

– В основном, что ты думаешь об убийстве, на что надеешься с Полиной Дарнас, чего ждешь от папки «М», ради которой ты запряг Матиаса. А в придачу, что думаешь о взрыве Солнца и обо мне.

Кельвелер подошел к машине:

– Сейчас спросим. Крутить здесь?

– Пять поворотов, только сильных. Я заберу ответ.

Машина заскрипела всеми своими шестеренками, и Луи с интересом уставился на это чудо.

– Потрясающе, правда? А вот и твой ответ. Прочти сам, я чужих писем не читаю.

– Тут темно, а у меня зажигалки нет, жабы тоже нет, я пуст. Прочти вслух.

– «Давайте сохранять спокойствие. Сувенир из Пор-Николя». Что я тебе говорил? Ну как тут не взбеситься? Сохранять спокойствие, а еще чего?

– Ждать. У меня нет ответа ни на один твой вопрос. Я не могу разобраться в деле Мари Лакасты, зато с Полиной, боюсь, все ясно. А насчет папки «М» дождемся твоего охотника-собирателя. У меня в кармане оказался сюрприз, жалкий клочок бумаги, который мне подсунули в кафе. «В хижине в Вобане парочка скрывалась, все о ней – молчок», и так далее. Это, случаем, не ты?

– Совать тебе что-то в карман? Рискуя напороться на твою мерзкую жабу? Вместо того чтобы поговорить? Ерунда. Расскажи поподробней.

Приятели не спеша вернулись в гостиницу. Луи рассказывал Марку про записку, а сам поглядывал на часы.

XXV

Как только Матиас появился в гостинице, Кельвелер взял у него папку и заперся в своей комнате.

– Уже полчаса не могу из него слова вытянуть, – сказал Марк Матиасу. – Ты заглядывал в досье?

– Нет.

Марку не было нужды переспрашивать «Точно не заглядывал?», потому что, когда Матиас говорил «да» или «нет», это действительно означало «да» или «нет» и выпытывать что-то еще не имело смысла.

– Благородный ты человек, святой Матфей. Я бы наверняка заглянул.

– Мне не пришлось испытывать свое благородство, досье было скреплено степлером. Пойду прогуляюсь к морю.

Марк взял велосипед и вместе с Матиасом отправился к берегу моря. Матиас ничего не сказал. Он знал, что Марк любит катить велосипед, шагая рядом, если представится случай. Ему казалось, что он ведет под уздцы лошадь – боевого рыцарского коня, крестьянского тяжеловоза или индейского скакуна, смотря по настроению. Марк заметил, что, несмотря на холод, его друг смело обул свои монашеские сандалии на босу ногу и, пренебрегая всякой изысканностью, натянул холщовые штаны, подвязав их грубой веревкой, и свитер на голое тело. Но он тоже ничего не сказал. Охотника-собирателя не переделаешь. Когда мог, Матиас раздевался совсем. Когда его спрашивали почему, он отвечал, что одежда его стесняет.

  62