Мордаунт успокоился, а потрясенный Портос с недоумением взглянул на д’Артаньяна и уже раскрыл рот, чтобы заговорить.
Но д’Артаньян наступил ему на ногу, и Портос сразу догадался, что его товарищ ведет какую-то хитрую игру.
Мордаунт, держа в руке шляпу, уже ступил на порог и готовился пройти мимо двух друзей в комнату, подав знак своим четырем солдатам следовать за ним.
— Виноват, — остановил его д’Артаньян, с любезной улыбкой кладя руку на плечо молодого человека. — Если славный генерал Оливер Кромвель отдал вам наших пленников, то, конечно, он письменно закрепил акт передачи?
Мордаунт круто остановился.
— Вероятно, он дал вам записку на мое имя, хоть какой-нибудь клочок бумаги, подтверждающий, что вы действуете от его имени? Будьте любезны вручить мне эту бумажку: она послужит мне оправданием выдачи моих соотечественников. Иначе, вы понимаете, хоть я и убежден в чистоте намерений генерала Оливера Кромвеля, все это получилось бы весьма неблаговидно.
Сознавая свой промах, Мордаунт отступил назад и свирепо посмотрел на д’Артаньяна, на что тот ответил ему самой любезной и дружеской улыбкой.
— Вы мне не верите, сударь? — спросил Мордаунт. — Это оскорбление.
— Я! — вскричал д’Артаньян. — Чтобы я сомневался в ваших словах, любезный господин Мордаунт! Сохрани боже! Я вас считаю достойным и безупречным дворянином. Но позвольте мне быть вполне откровенным, — продолжал д’Артаньян с простодушным выражением лица.
— Говорите, сударь, — сказал Мордаунт.
— Господин дю Валлон богат: у него сорок тысяч ливров годового дохода, а потому он не гонится за деньгами. Я буду говорить только о себе.
— Что же дальше, сударь?
— Так вот, сударь, я не богат. У нас в Гаскони бедность не считается пороком. Там нет богатых людей, и даже блаженной памяти Генрих Четвертый, король гасконский, подобно его величеству Филиппу Четвертому, королю всей Испании, никогда не имел гроша в кармане.
— Кончайте, сударь, — прервал его Мордаунт, — вижу, к чему клонится ваша речь, и если моя догадка правильна, я готов устранить это препятствие.
— О, я всегда считал вас умным человеком, — сказал д’Артаньян. — Так вот в чем дело, уж признаюсь вам откровенно. Я простой офицер, выслужившийся из рядовых. Я зарабатываю на жизнь только своей шпагой, а это значит, что на мою долю всегда выпадает больше ударов, чем банковых билетов. Сегодня мне удалось захватить двух французов, кажется, людей знатных, двух кавалеров ордена Подвязки, и я мысленно говорил себе: «Теперь я богат». Я сказал: двух, потому что в таких случаях дю Валлон, как человек состоятельный, всегда уступает мне своих пленников.
Простодушная болтовня д’Артаньяна окончательно успокоила Мордаунта. Он улыбнулся, сделав вид, что понимает, о чем хлопочет француз, и мягко ответил:
— Я сейчас доставлю вам письменный приказ вместе с двумя тысячами пистолей. Но позвольте мне теперь же увезти пленников.
— Не могу, — возразил д’Артаньян. — Что вам стоит подождать какие-нибудь полчаса? Я люблю порядок, сударь, и привык выполнять все формальности.
— Вы забываете, сударь, — резко заметил Мордаунт, — что я здесь командую и могу применить силу.
— Ах, сударь, — сказал д’Артаньян, любезно улыбаясь Мордаунту, — сразу видно, что хотя мы с господином дю Валлоном имели честь путешествовать в вашем обществе, вы, к сожалению, все же нас еще мало знаете. Мы дворяне, и к тому же вдвоем способны справиться с вами и вашими десятью солдатами. Прошу вас, господин Мордаунт, не упрямьтесь; когда со мной идут напролом, я тоже становлюсь на дыбы и делаюсь упрям, как бык, а мой товарищ, господин дю Валлон, — продолжал д’Артаньян, — бывает в таких случаях еще упрямее и злее. Прошу вас также не забывать, что мы посланы сюда кардиналом Мазарини, который является представителем короля Франции. Таким образом, в данный момент мы представляем в своем лице короля и кардинала и в качестве послов — неприкосновенны. Я не сомневаюсь, что это обстоятельство хорошо известно Оливеру Кромвелю, который столь же великий политик, как и полководец. Добудьте же у него письменный приказ. Ведь это вам ничего не стоит, любезный господин Мордаунт!
— Да, письменный приказ, — подтвердил Портос, начинавший понимать замысел д’Артаньяна. — Больше ничего мы не требуем.
Несмотря на все свое желание пустить в ход силу, Мордаунт хорошо понял основательность доводов д’Артаньяна. К тому же ему внушала уважение репутация д’Артаньяна, и, вспомнив о его утренних подвигах, он призадумался. Не зная, какие дружеские отношения связывали четырех французов, он поверил, что д’Артаньян хлопочет только о выкупе, и это рассеяло все его опасения.