— Что же делать? — спросил Атос.
— Овладеть фелукой, — предложил Арамис.
— А негодяя убить, — дополнил Портос.
— Фелука минирована. Бочки, которые я считал наполненными портвейном, оказались на самом деле с порохом. Когда Мордаунт увидит, что план его раскрыт, он всех взорвет, и друзей и врагов. Но право же, этот господин такого сорта, что я не имею ни малейшего желания отправляться в его обществе ни в рай, ни в ад.
— У вас, значит, есть какой-нибудь план? — спросил Атос.
— Есть.
— В чем он заключается?
— Доверяетесь ли вы мне?
— Приказывайте! — в один голос проговорили все трое.
— Отлично; тогда идемте.
Д’Артаньян подошел к иллюминатору, размерами не больше форточки, но все же достаточно широкому, чтобы в него мог пролезть человек; он тихонько повернул на петлях ставень.
— Вот путь к спасению, — сказал он.
— Черт возьми, — заметил Арамис. — Холодно, мой друг.
— Если не хотите, оставайтесь, но предупреждаю, что сейчас здесь будет очень жарко.
— Но не можем же мы вплавь достигнуть берега!
— К фелуке привязана шлюпка. Мы сядем в нее и перережем канат, вот и все. Вперед, товарищи.
— Одну минуту, — возразил Атос. — А наши люди?
— Мы здесь, — произнесли в один голос Мушкетон и Блезуа, которых Гримо привел, чтобы собрать в каюте все силы; они незаметно проскользнули сюда через люк, находившийся у самой двери в каюту.
И все же трое друзей замерли перед жутким видом, который открылся им в узком отверстии, когда д’Артаньян поднял ставень.
Действительно, кто только видел, согласится, что нет зрелища более угнетающего, чем вид взволнованного моря, глухо катящего свои черные валы при бледном свете зимней луны.
— Великий боже! — воскликнул д’Артаньян. — Мы колеблемся, кажется? Если мы колеблемся, чего же требовать от наших людей?
— Я не колеблюсь, — заявил Гримо.
— Сударь, — пролепетал Блезуа, — я умею плавать только в реке, предупреждаю вас.
— А я совсем не умею плавать, — проговорил Мушкетон.
Тем временем д’Артаньян уже лез в иллюминатор.
— Друг мой, вы решились? — спросил Атос.
— Да, — отвечал гасконец, — следуйте и вы за мной. Вы человек совершенный, пусть ваш дух восторжествует над плотью. Вы, Арамис, скомандуйте людям, а вы, Портос, сокрушайте всех и все, что станет нам на пути.
Д’Артаньян пожал руку Атосу, улучил момент, когда фелука накренилась и вода залила его до пояса, отпустил руку, которою он держался за иллюминатор, и прыгнул наружу. Не успела фелука накрениться на другую сторону, за ним последовал Атос. Затем корма стала подниматься, и они увидели, как из воды показался натянувшийся канат, которым была привязана шлюпка.
Д’Артаньян поплыл к канату и скоро достиг его.
Он ухватил рукой канат и держался за него, едва высунув из воды голову. Минуту спустя к нему подплыл Атос.
Затем за кормой показались еще две головы: то были Арамис и Гримо.
— Меня беспокоит Блезуа, — заметил Атос. — Вы слышали, д’Артаньян, он сказал, что умеет плавать только в реке.
— Если умеешь плавать, то можешь плавать везде, — отвечал д’Артаньян. — К лодке, к лодке!
— Но Портос? Я не вижу Портоса!
— Успокойтесь. Портос сейчас явится. Он плавает, как левиафан[*].
Тем не менее Портос все не появлялся. На фелуке в это время разыгрывалась трагикомическая сцена.
Мушкетон и Блезуа, напуганные шумом волн, свистом ветра, ошеломленные при виде кипящей черной пучины, не только не устремлялись вперед, но даже отступали.
— Ну же, вперед, смелей, в воду! — понукал Портос.
— Но, сударь, я не умею плавать, — молил Мушкетон. — Оставьте меня здесь.
— И меня тоже, — просил Блезуа.
— Уверяю вас, на такой маленькой лодке я буду только стеснять вас, — говорил Мушкетон.
— А я так наверное даже не доплыву до нее, я прямо пойду ко дну.
— Ах вот как!.. Ну так я задушу вас, если вы не полезете в воду! — заявил Портос, хватая обоих за горло. — Вперед, Блезуа!
Блезуа под железной рукой Портоса испустил подавленный крик, быстро замерший, так как гигант схватил его за ноги и за руки и бросил в море вниз головой.
— Ну, теперь твоя очередь, Мустон. Надеюсь, ты не покинешь своего господина?
— О сударь, зачем вы опять пошли на военную службу? Так хорошо было в Пьерфонском замке!.. — со слезами на глазах проговорил Мушкетон.