– К тому моменту, когда меня произведут в генералы, в музеях этой страны не останется ни одной картины, – сказал Каррара. Его смех раздался не сразу, так что Брунетти не понял, шутка это или нет.
– Поэтому я и звоню, Джулио.
– Что? Картины?
– Не уверен, но во всяком случае музеи.
– Да, и что там? – спросил тот с неподдельным интересом, который, как помнил Брунетти, всегда отличал Карреру в работе.
– У нас тут убийство.
– Да, я знаю, Семенцато, во Дворце дожей, – сказал он нейтральным голосом.
– Ты что-нибудь знаешь о нем, Джулио?
– Официально или неофициально?
– Официально.
– Совершенно ничего. Ничего. Нет. Ни единой зацепки. – Не успел Брунетти открыть рот, как Каррара спросил: – Достаточно, чтобы ты задал свой следующий вопрос, Гвидо?
Брунетти ухмыльнулся.
– Ладно. А неофициально?
– Поразительно, что ты об этом спрашиваешь. Я сам собирался тебе позвонить, вот тут даже памятка лежит. Я только из сегодняшней газеты узнал, что ты ведешь это дело, и сразу решил: позвоню и кое-что подкину. И заодно попрошу о нескольких одолжениях. Полагаю, что есть ряд вещей, которые интересны нам обоим.
– Например?
– Например, его банковские счета.
– Семенцато?
– А о ком мы сейчас говорили?
– Извини, Джулио, но мне целый день разные люди твердили, что я не должен плохо говорить о мертвых.
– Если не говорить плохо о мертвых, о ком же тогда плохо говорить? – спросил Каррара на удивление здраво.
– У меня уже кое-кто работает по этим счетам. Я должен получить их до завтра. Что-нибудь еще?
– Я бы хотел заглянуть в список его междугородных и международных звонков, как из дома, так и из кабинета в музее. Как ты думаешь, ты сможешь их достать?
– Это все еще неофициально?
– Да.
– Они у меня есть.
– Хорошо.
– Еще что?
– Ты уже разговаривал с его вдовой?
– Нет, я лично нет. Один из моих людей разговаривал. А что?
– Она может иметь представление, куда он ездил в последние несколько месяцев.
– Зачем тебе это понадобилось? – спросил Брунетти с искренним любопытством.
– Особых причин нет, Гвидо. Но мы всегда настораживаемся, если чье-то имя всплывает в наших делах больше одного раза.
– А его всплывало?
– Да.
– Каким образом?
– Да в общем-то самым косвенным. – Каррара казался опечаленным тем, что у него нет определенного обвинения, которое позволило бы сдать его Брунетти. – Больше года назад мы арестовали в аэропорту парочку с китайскими нефритовыми фигурками, и они сказали, что слышали, как о нем упоминали в разговоре. Они только перевозили. Не знали даже стоимости груза.
– А какой она была?.. – спросил Брунетти.
– Несколько миллиардов. Мы проследили их путь. Статуэтки исчезли из национального музея в Тайване три года назад; никто так и не понял, как именно.
– Оттуда были взяты только эти предметы?
– Нет, но это единственное, что пока удалось вернуть.
– Где еще ты слышал его имя?
– О, от одного из человечков, которых мы тут держим на поводке. Мы можем взять его в любую минуту за наркотики, взлом и проникновение в жилище, поэтому он пока бегает на свободе, а взамен приносит обрывки информации. Он сказал, что подслушал имя Семенцато в телефонном разговоре одного из тех, кому продавал вещи.
– Краденые?
– А как же. Ему больше нечего продавать.
– Тот человек говорил с Семенцато или о нем?
– О нем.
– А этот рассказал тебе, что именно он услышал?
– Говоривший по телефону сказал только, что кому-то там надо бы потолковать с Семенцато. Сначала мы подумали, что ссылка на него вполне невинна. В конце концов, он директор музея. Но потом мы поймали в аэропорту ту парочку, а Семенцато нашли мертвым в его кабинете. Так что я подумал, что пора поставить тебя в известность. – Каррара молчал достаточно долго, чтобы дать понять, что пока это все, что у него есть, и настало время что-нибудь получить взамен. – А вы что нашли?
– Помнишь китайскую выставку несколько лет назад?
Каррара утвердительно буркнул.
– Некоторые из предметов, отосланных обратно в Китай, оказались копиями.
В трубке явственно раздался присвист Каррары, выражавший одновременно удивление и восхищение таким ловкачеством.
– И вроде бы он был теневым партнером в паре антикварных лавок, здесь и в Милане, – продолжил Брунетти.
– Чьих?
– Франческо Мурино. Знаешь его?
Каррара подумал и медленно ответил: