Особенно Бофранку запомнился один толстяк, в разорванной почти напополам сутане, чьи половины держались на теле лишь благодаря жесткому воротнику. Толстый монах, завидев набегающих из переулков горожан, бросился к высокой ограде, отделявшей дом декана от улицы. Он полез по железным прутьям, отчаянно цепляясь за кованые узоры, и преуспел в этом, добравшись почти до самого верха. Мальчик не знал, что произойдет, если монах попадет внутрь. Скорее всего кто-нибудь из прислуги выгонит его вон, на расправу толпе…
Монах уже перебрасывал свое тучное тело через острые верхушки ограды, когда снизу его поддели рыбацким крюком на длинной палке и потащили вниз. Толстяк истошно завопил, тараща глаза, по жирному подбородку текли слюни, а вниз, прямо в шевелящуюся массу людей, струей била моча. Наверное, монаха убили сразу же, потому что крик прекратился, как только он исчез из виду. Маленький Хаиме стоял, вцепившись в балконные перила, и смотрел, как толпа откатывается от ограды, словно морская волна во время отлива.
Это было в те дни, когда опальный Иньор Отшельник посвящал церковным деятелям немыслимые стихи:
- А о епископе суд изреку вам свой:
- Обманут им весь мир и даже дух святой,
- Зане он напоял так свои песни лжой
- И речью резкою и сладостью пустой,
- Что гибельны они тому, кто их ни пой;
- Зане он был скомрах пред глупою толпой
- И хитрой лестию пленял сердца порой,
- Зане дары от нас текли к нему рекой,
- И из-за хитрости он сан обрел такой,
- Что обличить его нет силы никакой.
- А как накрылся он и рясой, и скуфьей,
- Так в сей обители свет заслонился тьмой.
Зачем отец позволял мальчику видеть все это?
Наверное, затем, чтобы Хаиме многое понял. И старый декан оказался прав.
В четырнадцать лет, получив хорошее домашнее образование, Хаиме Бофранк был поставлен перед выбором дальнейших путей обучения. Ни торговля, ни дипломатия не привлекали его, к тому же с младых лет он страдал разнообразными хворями и крепостью здоровья не отличался. Домашний лекарь, хире Асланг, дважды спасал мальчика от неминуемой, казалось бы, смерти, и отец решил, что с таким здоровьем ему прямая дорога разве что в архивариусы или библиотекари.
Но Хаиме так не думал.
Несмотря на физическую слабость и хворобы, он брал уроки фехтования и дрался изрядно, с прилежанием учил языки, интересовался физическими опытами, химией. Отец не препятствовал, благо преподавателей в университете хватало, а заниматься с сыном декана многие из них почитали за честь.
Однажды вечером, когда отец, по обыкновению, работал в своем кабинете, Хаиме вошел к нему без стука. Все знали: когда отец работает, к нему лучше не входить никак - ни со стуком, ни без стука, а уж коли вошел, то имей к тому очень и очень весомое основание.
Хаиме такое основание имел.
– Добрый вечер, отец, - сказал он, словно они и не виделись чуть менее часа назад за чаем.
– Что такое? - с недовольством спросил старший Бофранк, продолжая писать.
– Я хотел попросить вашего позволения на учебу.
– Я, кажется, никогда не препятствовал тебе в учебе… Зачем тогда позволение?
– Это учеба иного, особого рода, - сказал Хаиме и положил перед отцом городскую газету. - Вот здесь, в нижнем углу.
Тот положил перо на серебряную подставочку в виде арфы и прочел указанное:
– «Секуративная Его Величества палата объявляет о наборе на обучение граждан не старше 30 лет, но не моложе 15, кто видит в себе способности изыскания врагов государства, злых и дурных людей, а также восстановления справедливости». До чего безграмотно составлено… И что, мальчик, ты пришел испросить моего разрешения пойти учиться в эту… Секуративную Палату?
– Да, отец, - отвечал Хаиме с легким поклоном. - В академию при оной.
– Это неожиданно. - Декан отложил газету и внимательно посмотрел на сына. - Что тебе в том?
– Думаю, это интересное занятие, отец.
– Интересное? Это значит полностью посвятить жизнь копанию в грязи, в мерзости! И потом - ты слишком юн!
– Я волен сам выбирать себе дальнейший путь.
– Так иди и потом не сетуй, ибо я не приму тебя с жалобами!
Это и было соизволение, которого так добивался Хаиме.
Проснувшись утром в доме старосты, Бофранк сделал несколько простых упражнений, чтобы вернуть членам гибкость и разогнать остатки сна. После того он долго расчесывал свои волосы, но пудру и румяна решил не употреблять - лишнее занятие, в этих местах совсем никчемное.