– Круг наш малочислен, но, смею надеяться, во многом силен, - одышливо бормотал грейсфрате Шмиц, поднимаясь по ступеням. - Верно, вам ведомы епископ Фалькус и кардинал Дагранн.
– Я слыхал, что Фалькус окончательно утратил разум и покинул страну, - заметил Бофранк.
– В самом деле, наш брат Фалькус в полном душевном смятении решился на проповедь у Святого Камбра, и проповедь сия была скорее во вред, хоть и заронила зерна сомнения в умах… Сейчас вы сможете лицезреть его, и, смею утверждать, разум Фалькуса ныне чист и силен, как никогда, хотя сам он безжалостно мучим старческой хирагрою. Остальных двоих вы покамест знать не могли.
Комната, в которую они вошли, приятно поразила Бофранка, коему уже намозолили глаза скудные монастырские интерьеры. Вкруг низкого столика на причудливо изогнутых ножках, покрытых прихотливой резьбою, стояли мягкие кресла и диваны, на диванах же восседали люди в одеждах священнослужителей, среди которых Бофранк в самом деле узнал Фалькуса и Дагранна, других же двоих он видел в первый раз.
– Позвольте представить вам, друзья мои, волею случая столь удачно и своевременно обнаруженного мною в стенах Святого Адорна субкомиссара Хаиме Бофранка - нашего последовательного врага и, как выяснилось не столь давно, еще более последовательного друга, - провозгласил грейсфрате Шмиц, когда сидевшие обернулись им навстречу. - Исидор, налейте хире субкомиссару вина - после гостеприимства фрате Бернарта вино будет куда как кстати.
Бофранк упокоил свой зад в неге кресел и не без воодушевления принял отличного стекла бокал, наполненный желтым элоизским вином.
– Кой черт занес вас к Святому Адорну, субкомиссар? - сварливо спросил человек с маленькими свиными глазками, лысый и желтолицый.
– Хире субкомиссара крайне подлым образом стукнули по голове во время ночной прогулки, - ответил за Бофранка Шмиц. - Добрые монахи Святого Адорна подобрали его на улице, не оставив его тело на поругание мертвецам, и отнесли к себе, где лечили и пестовали вплоть до моего появления.
– Странно, как вы не преставились от их лечения и пестования, - буркнул свиноглазый. Видимо, он был человек склочный и ворчливый, о которых верно сказал поэт:
- Мутны их речи, как наледь,
- Каждый привык только жалить,
- Тем больше их жизнь весела,
- Чем больше в ней сделано зла.
А может, на самом деле оно было вовсе не так, но Бофранку свиноглазый священник не глянулся.
– Это еще что! - воскликнул кардинал Дагранн. - В обители Святого Силиуса меня потчевали тамошним пивом, а готовят его так: варят забродившие злаки, в числе которых ячмень, овес, полба, чечевица и даже вика, коей питают скотину, и сей не осветленный отвар именуют пивом. Каюсь, опробовав такое питье, я был скорбен животом добрых три-четыре дня…
Рассуждения о качествах пива показались Бофранку несколько странными и неуместными. Однако ж вино было отменное, и он сидел, молча прихлебывая его и пытаясь понять, что все-таки происходит вокруг.
– Хире Бофранк! - неожиданно обратился к нему Фалькус. - Перед вами, по сути, собрание старцев, возомнивших себя спасителями веры и в заблуждении этом пребывающих. Что видим мы? Страшные пророчества сбываются, лоно церкви заражено гнусными демонопоклонниками, коим прикрытие истинной веры помогает в деяниях жутких и богомерзких, и никому нет до сего дела. Мы полагали вас пособником Баффельта, да сгорит он в подземном пламени, но, к счастию, разубедились в оном подозрении. Жаль, что мы утратили последнего нашего человека в миссерихордии, ибо брассе Слиман, как мне донесли, был умерщвлен по велению Баффельта вчера вечером.
– Но не сделать ли нам своего шагу, пока дрянной живоглот обретается под подолом у фелицианок? - спросил свиноглазый.
– О каком шаге говорите вы, фрате Вольфус? Стало быть, желтолицый священник - фрате Вольфус, епископ Ольсванны. Бофранк едва не фыркнул в свой бокал самым неучтивым образом, ибо вспомнил беседу свою с Гаусбертой по поводу подземных троллей.
– Я полагал, троллей все же не существует, - сказал тогда Бофранк.
– Так полагают все, кто не видел тролля, - возразила девушка.
– Но вы же не видели…
– А вы видели епископа Ольсванны, к примеру?
– Нет, не имел чести, - признался конестабль.
– Но он существует.
– Но он не тролль!
– А чем тролль по сути своей отличается от епископа, хире? - насмешливо спросила Гаусберта.