– Чудны господни дела - кто бы еще встретился нам на ночной дороге, как не отпрыск нашего наипервейшего врага. Но не бойтесь, хире Фолькон, вам не причинят вреда.
– Отчего же вы не ограбили и не зарезали меня, как пристало бы?
– А что проку? - с печалью спросил Фронг. - Когда солнце не восходит столь долго, поневоле задумаешься о том, насколько ты грешен и по каким делам будет судить тебя господь. К тому же с вас и взять нечего, кроме лошади да чертовых карликов. Будь вы торговец - иное дело, да только торговцы небось попрятались по домам и никуда не ездят…
– Позволено ли мне будет отправиться с вами? - с надеждою спросил Оггле Свонк.
– Отчего же нет, мой друг! - воскликнул юноша. - Но моя вторая лошадь…
С этими словами он повертел в воздухе куском мяса, каковой, собственно, и был частью пресловутой лошади.
– Ничем не могу помочь, - сказал Фронг, разводя руками. - Коли вы так уж хотите взять этого малого с собой - ваше дело, но тогда вам придется посадить его сзади. Я же на свою лошадь никого более сажать не намерен, дабы, в случае чего, не проиграть в скорости и маневре. А теперь ваша очередь рассказать нам о своих приключениях, мы же послушаем и поедим, ибо выезжать на пустой желудок дурная затея, а я далеко еще не насытился.
Мальтус Фолькон поведал о кораблекрушении и связанных с ним скитаниях, умолчав, впрочем, о путешествии на Брос-де-Эльде и последующем бегстве с острова, а также о прочих вещах, о которых разбойникам знать не следовало.
Короткий рассказ вызвал тем не менее массу воспоминаний среди пирующих у костра; особенно поражались чудесной встрече давешних спутников в столь необыкновенных обстоятельствах. Один здоровяк предположил, каково было бы изумление Оггле Свонка, прирежь он по случаю на темной ночной дороге своего приятеля. Второй, с длинными грязными волосами, заплетенными в неопрятные косички, припомнил мошенника Шаттеруса, коего пять лет тому вздернули в Ванмуте, а спустя два года он объявился в столице, где его вздернули во второй, и последний, раз. Волосатого тут же спросили, где же тут связь с историей, что поведал юноша, на что тот отвечал, что связи, может, никакой и нет, но происшествие с Шаттерусом и само по себе презанятное.
Доев конину, Фронг ушел и вернулся совершенно преображенным. Довольно скромное, но добротное платье удачно дополняли мягкая шляпа, надетая на голову с некоторой долей щегольства, и укрепленные на поясе шпага с пистолетами. В поводу предводитель разбойников вел белую лошадь необыкновенной красоты.
– Ежели вы откушали, молодой хире, самое время ехать, - заметил он.
Оггле Свонк шустро собрал свои нехитрые пожитки, то и дело озираясь на юношу.
– Не волнуйтесь, мой добрый Оггле Свонк, - сказал с улыбкою Фолькон. - Коли меня самого отпустили с миром, то уж и тебя я здесь не оставлю.
Они вполне сносно разместились на спине лошади, полученной Фольконом в Люддерзи, и поехали за предводителем разбойников, который даже в кромешной темноте без труда находил дорогу. В клетке тихонько скреблись и ворчали карлики; кричали в лесу ночные птицы, которым, верно, было раздолье вопреки чужой беде.
– Верно, вы и сами понимаете, молодой хире, что мы должны расстаться, как только въедем в столицу, - сказал Фронг, попридержав свою лошадь и поравнявшись с юношей. - Я не сделал вам ничего дурного, сейчас я ваш проводник, а в случае чего и защитник, от вас же прошу одного: помогите мне попасть в город. Скорее всего, на трактах выставлены заставы, и ваша бляха герцогского чиновника будет мне защитою.
– Что ж, я помогу вам, - согласился юный Фолькон.
И в самом деле, он не испытывал никаких угрызений совести оттого, что помогал разбойнику, человеку, с коим должно бы ему бороться. Видимо, странные пришли времена, странные и необычные… С такими мыслями ехал Мальтус Фолькон по ночной дороге, слушая, как шумит море, как сопит за спиною Оггле Свонк и как шуршат в своей клетке гнусные карлики.
Умей оставаться самим собой, и ты никогда не станешь игрушкою в руках судьбы.
Парацельс
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,
в которой аббат Тристан Бофранк по своей воле попадает на кладбище, а брат его субкомиссар Хаиме Бофранк против своей воли в монастырь
Фрате Гвиттон, сиречь аббат Тристан, заявил, что отправится с Бофранком, ибо также имеет неотложные дела и полагает, что его тщания станут полезны не менее прочих.