95 
– Сегодня ночью свяжусь… – повторил мэтр, не находя иных слов. – Может быть, ее еще можно как-то оттуда вытащить.
– Я бы рекомендовал вам быть осторожнее. Если она до сих пор жива, единственной на то причиной может быть стремление врага выманить вас с ваших гор и завлечь в ловушку.
«Уж об этом я бы как-нибудь и сам догадался», – мрачно подумал Рельмо и, чтобы не останавливаться на этом моменте, поспешил сменить тему:
– Разумеется, я это учту. А что вы можете мне поведать касательно останков господина Хаббарда, которыми мне мэтресса Морриган уже все мозги проклевала? Он страшно мешает Шеллару работать, везде суется, подслушивает, заглядывает, из-за него Шеллар не в состоянии ни интриговать нормально, ни саботировать поиски артефактов, ни перейти к следующей стадии окучивания наместника.
– Я с самого начала не одобрял эту затею с перевербовкой… – Флавиус чуть сдвинул брови, что означало крайнюю степень неодобрения. – Его величество объяснял свои намерения тем, что ручной демон Скаррона – единственный, кто обладает относительно полной информацией о своем Повелителе, а заставить его этой информацией поделиться можно либо обманом, либо если он добровольно того пожелает. Я не уверен, стоит ли эта информация таких усилий и жертв…
– Не знаю, – ушел от ответа Макс. – Но местонахождение трех из пяти излучателей тоже относится к информации, которой наместник ни с кем пока не делится. И хотя бы ради этого Шеллар должен продолжать обрабатывать наше крылатое недоразумение, благо оно хорошо поддается обработке. Не столь важно, перевербует ли его величество наместника или добьется его высочайшего доверия, – лишь бы результат был. А шныряющий по дворцу дух, который то в стенах прячется, то вообще на свету не виден, катастрофически ограничивает ему свободу действий.
Флавиус неожиданно вздохнул. С совершенно явственно читаемым на лице жертвенным фатализмом в духе «эх, сгорел сарай – гори и хата!» он поднялся и открыл секретер.
– Мне так и не удалось выяснить, где были захоронены упомянутые вами останки и кто этим занимался, – с искренним сожалением пояснил глава городского подполья и извлек на свет полированный череп, местами инкрустированный серебром. – Но коль возникла серьезная государственная необходимость… Ради державы… Ради великого дела… Ради долга и присяги… приходится жертвовать личными прихотями…
Произнося сии возвышенные слова с таким видом, словно от сердца отрывал бесценную фамильную реликвию, Флавиус вынул из глазниц черепа удобно устроившиеся там перья и карандаши, затем откинул крышку и вытряс на стол остальное содержимое – скрепки, перочистки, стопку промокашек, маленький ножичек для карандашей, кусок сургуча и несколько печатей, одну из которых Макс, кажется, даже узнал.
– Прошу. Надеюсь, мэтрессе этого будет достаточно.
Макс героическим усилием воли сдержал смех.
– Так вот куда подевалась эта злосчастная голова!
– Если по окончании процедуры сей предмет не будет бесповоротно разрушен, я был бы весьма признателен за возвращение. Я охотился за этим трофеем восемь долгих лет, и он дорог мне как память.
– Я понимаю, – заверил Макс, оглядываясь в поисках достойного вместилища для реликвии. – Конечно же верну, если будет возможно. Непременно.
Флавиус порылся в сундучке и протянул ему небольшой холщовый мешочек.
– Кстати, коль уж об этом зашла речь… Пепельница доктора Кинг, которую я как-то случайно имел честь видеть…
– О да, примерно того же происхождения. – Мэтр наконец позволил себе улыбнуться.
– Я имею в виду, это череп какого-то особо невезучего пациента или некий конкретный? Словом, это то, о чем я думаю?
– Без всяких сомнений. – Макс улыбнулся еще шире. – Я лично преподнес ей этот подарок.
– Пепельницу?
– Нет, э-э-э… исходный материал.
В уже остывших было глазах Флавиуса блеснуло восхищение профессионала.
– Вы лично стащили этот… материал с кола перед дворцовыми воротами?
Рельмо скромно развел руками. Ну стащил. Было дело.
– Вы умеете угодить даме, почтенный мэтр. Она оценила?
– Это не был подарок даме от кавалера, если вы вдруг подумали. Просто за пять лет до того, утешая рыдающую девушку, которая уже считала себя вдовой, я имел неосторожность пообещать ей все, что она пожелает, лишь бы перестала плакать. И она… вы же знаете мэтрессу… мигом утерла нос и поймала меня на слове. «Тогда подарите мне голову этого сукина сына!» Я был готов пообещать что угодно.
95 
