Последние отзывы

  145  

– А точнее можно? – навострил уши Макс.

– Она не так много о нем рассказывала. Судя по всему, магия у этого клиента той же разновидности, что и у нашего дорогого Толика, вот и все, что Татьяна почуяла. А странности заключались в том, что он, придя на прием к психоаналитику, так ничего толком и не рассказал о себе. Постоянно сбивался, замолкал, переходил на малопонятные иносказания, словно боялся сболтнуть лишнего. Татьяна так и не разговорила его и, заинтересовавшись, посоветовала обратиться ко мне в надежде, что я пойму больше. Ко мне он не приходил. Или приходил, но позже, когда я уже уехал. Сейчас, вспоминая и анализируя его попытки высказаться, Татьяна предположила, что этот человек вляпался в какой-то криминал, от этого и депрессия, и боязнь разоблачения.

– Двуликие боги! Дэн, как только вернешься домой, обязательно проверь, что осталось у Татьяны от этого недопациента! Записи, заметки, какие-нибудь личные данные, что сможешь найти! Где-то в наших краях болтается неучтенный переселенец-маг, предположительно связанный с тем самым делом, на котором я летом чуть шею не свернул. Он мне нужен, желательно живым и способным к общению. Если его действительно вогнали в депрессию совесть и страх перед покровителями, мы сможем ему помочь в обмен на свидетельства.

– Размах твоих планов впечатляет, – хмыкнул Дэн. – Если тут действительно замешаны эти самые «покровители», как ты полагаешь, что я найду в ее кабинете?

– Все равно проверь. По крайней мере, это будет подтверждением. А домой Таня не носила работу? Например, интересные случаи, над которыми надо подумать?

– Хорошо, я, конечно, посмотрю. Даже если ничего не найду, можно освежить ребенку память, и она сама дословно перескажет все метания своего пациента.

На всякий случай Макс еще рассказал Дэну о своем сегодняшнем открытии. Мало ли, вдруг с ним случится что, пусть хоть кто-то еще знает. Было бы неплохо присниться заодно Амарго, или Стелле, или той же Дане, или хоть кому-нибудь, кто может в ближайшее время увидеть Толика, но Дэн никого из них не знает, а прежде чем искать Диего, надо расспросить Шеллара про Ольгу… Словом, ночка предстоит та еще, под стать прошедшему дню.

Новоиспеченного министра изящных искусств, брата Вольдемара, Шеллар невзлюбил с первого взгляда. Была ли тому причиной излишняя информированность советника или же его спонтанно работающий нюх, но неприязнь возникла прежде, чем их представили, а после знакомства и непродолжительного общения только укрепилась.

В юности брат Вольдемар подвизался на ниве искусства, что, собственно, и послужило в глазах наместника достаточным основанием для назначения. С творчеством несостоявшегося барда Харган ознакомиться не потрудился, по мнению Шеллара – зря. Советник искренне полагал, что чудовищные вирши непризнанного поэта повергли бы в ужас даже далекого от поэзии демона. Впрочем, лезть не в свое дело и указывать шефу на ошибки в расстановке кадров советник не стал, ибо умный и толковый министр не вписывался в его планы.

Несмотря на пятую ступень посвящения, брат Вольдемар в душе так и остался непризнанным поэтом, ибо, как полагал образованный советник, сие есть не профессия и даже не состояние души, а вовсе даже тип характера. Министр по-прежнему кропал ночами нетленные шедевры, жертвами которых становились безропотные подчиненные, носил противоречащие уставу кудри до плеч, о помывке коих вспоминал в лучшем случае раз в две недели, и обожал поговорить за кувшином сорельского о презренном быдле и бездарных ничтожествах, неспособных оценить глубину мысли и утонченность души истинного творца.

В то же время (не иначе как под действием посвящения) благо ордена и свои служебные обязанности брат Вольдемар понимал четко и в промежутках между сочинением стихов и беседами о возвышенном не ленился проводить разъяснительную работу среди столичных деятелей культуры. По расчетам Шеллара, за прошедшую луну министр изящных искусств успел снискать всеобщее неуважение и искреннюю ненависть всех мало-мальски стоящих бардов Даэн-Рисса. К счастью для брата Вольдемара, боги уберегли его от личного знакомства с Кантором, но можно было не сомневаться, что при малейшем намеке не то что на восстание, а даже на незначительные городские беспорядки творческая интеллигенция в едином порыве, не сговариваясь, ринется к министерству и поквитается с окаянным графоманом за все обиды и унижения. Советник понимал и разделял негодование столичных бардов, но мнение свое хранил при себе, стараясь по возможности держаться от брата Вольдемара подальше.

  145