189 
Он остался ни с чем. Нечего сказать, нечего возразить, нечего добавить. Он поднялся, бросил в огонь копии снимков и сопровождающих статей и наблюдал, как их пожирает огонь, пока они не превратились в пепел.
Лео наблюдал за ним, подняв башку от косточки, и тихо поскуливал. Боже, вот бы и ему такую ясность, как его псу. Еда и кров. Тепло, когда на улице зима. Верность и любовь, которые никогда не предадут.
— Тогда я готов, — заявил он.
— Мы обойдемся без вас, констебль, — ответил Линли.
Колин протестующе вскинул голову, хотя и понимал, что не прав. В дверь позвонили.
Пес снова залаял. Колин с горечью сказал Линли:
— Тогда сами и открывайте. Это ваша вопси приехала.
Он угадал. Но не до конца. Женщина-полицейский явилась в полной форме, нахохлившаяся от холода, в запотевших очках.
— Констебль Гаррити. Полиция Клитеро. Сержант Хокинс уже ввел меня…
Но за ней на крыльце стоял мужчина в теплой куртке и сапогах, с нахлобученной на голову шапкой: Френк Уэр, отец Ника. Оба прибывших были освещены фарами двух машин, посылавших ослепительно белый свет сквозь густой снегопад
Колин взглянул на Френка Уэра. Тот встрево-женно переводил взгляд с женщины-полицейского на Колина. Затем потопал ногами, стряхивая снег, и дернул себя за нос.
— Извини за беспокойство, Колин, — сказал он. — Но в канаве возле водохранилища застряла машина. Вот я и решил заехать к тебе и сказать. Сдается мне, это «опель» Джульет.
Глава 28
Выбора не оставалось. Пришлось взять с собой Шеферда. Он вырос в этих местах и знал, где и что. Однако Линли не собирался предоставлять ему свободу действий и посадил на переднее сиденье своего «рейнджровера». Констебль Гаррити и Сент-Джеймс сели в другую машину.
Они поехали к водохранилищу. Снег лепил в ветровое стекло и мелькал в конусах фар. Другие машины утрамбовали его, образовав глубокие колеи, но на дне намерзал лед, делая езду опасной. Даже двухосный привод «рейнджровера» не всегда справлялся с тяжелыми поворотами и подъемами. Колеса не слушались и скользили, поэтому машины ползли очень медленно.
Они миновали деревенский монумент жертвам Первой мировой войны. Склоненная голова воина и его винтовка покрылись снегом. Проехали они и мимо коммон — общинной площади, на которой гуляли снежные вихри. Пересекли мост, выгнувшийся дугой над бурлящим ручьем. Видимость ухудшилась — бегавшие по стеклу дворники оставляли полукруглые полоски льда.
— Проклятье, — пробормотал Линли и повозился с дефростером. Не помогло, поскольку проблема была снаружи.
Сидевший рядом Шеферд молчал, только давал односложные указания каждый раз, когда у Линли появлялись вопросы насчет дороги. Фары осветили знак, указывающий на водохранилище.
— Тут налево, — сказал Шеферд, когда Линли вопросительно посмотрел на него. Линли подумал про несколько минут удовольствия, которые он мог бы сейчас получить, смешав оскорбление с жесткой критикой — Бог свидетель, Шеферд отделался легким испугом, увольняясь с благоволения начальства без полного публичного разбирательства, — однако непроницаемая маска отчаяния на его лице отбила у Линли охоту оскорблять Шеферда. Колина Шеферда и без того будут мучить кошмары до конца его дней. Но больше всего Линли хотелось, чтобы экс-констебль, закрывая глаза, видел лицо Полли Яркин.
За ними констебль Гаррити агрессивно вела свой «ровер». Даже с поднятыми стеклами и сквозь вой ветра до них доносился скрежет передачи. Ее машина ревела и стонала, но отставала от них всего на шесть ярдов, не больше.
За пределами деревни не было никаких огней, кроме их собственных, и еще от мелькавших иногда ферм. Они продвигались почти вслепую, поскольку падавший снег отражал свет их фар, создавая сплошную молочную стену, подвижную, переменчивую, улетающую с ветром.
— Она знала о вашей поездке в Лондон, — произнес наконец Шеферд. — Я ей сообщил. Вставьте в отчет, если хотите.
— Лучше молитесь, чтобы мы ее нашли, констебль. — Линли сбросил скорость на повороте. Шины скользнули, беспомощно закрутились и снова вцепились в дорогу. Констебль Гаррити одобрительно погудела. Они потащились дальше.
Милях в четырех от деревни с левой стороны показался въезд на территорию водохранилища. Его обозначили сосны по одну сторону дороги. Их ветви тяжело повисли под тяжестью мокрого снега, застревавшего в длинных иголках. По другую сторону дороги живая изгородь сменилась открытым пространством вересковой пустоши.
189 
