Последние отзывы

  28  

– Помните, что искал Марцин Фруде?

– Силу, которая полагает собой середину между богом и дьяволом. И которая то ли добра, то ли зла, то ли и то и другое. Знаю я и о расколе, и о вас, хириэль Гаусберта, и о вашем отце… Все это сообщил мне старый Фог, когда я встречался с ним на Ледяном Пальце.

И здесь Бофранку пришлось поведать о своем путешествии, притом на сей раз и Рос Патс и Гаусберта часто перебивали его, переспрашивали, и когда узнали о смерти старика Фога – Гаусберта заплакала.

– Прошу извинить, если мой рассказ расстроил вас, хириэль Гаусберта, – выразил сочувствие Бофранк. – Это был очень хороший человек, мудрый и добрый, и я жалею, что не мог помочь ему.

– Если этот Клааке был тем, кем называл себя, вы бы ничем и не помогли, – сказала Гаусберта. – Что ж, таково было назначение хире Фога. Мы будем помнить о нем так, как он того заслуживал. Но вернемся к вам – вы здесь и живы, а хире Фог уже в лучшем мире. Как я поняла, вы знаете все и не питаете иллюзий, хире Бофранк.

– О чем вы?

– Вы знаете, что люциаты победили? У меня нет точных вестей, что случилось с последним оплотом марцинитов, но вы говорите, что военных отрядов на север не посылали. Что ж, будем надеяться, что ваш доклад произвел нужное впечатление, а Клааке было не суждено вернуться и рассказать то, что от него ожидали. Фарне Фог был одним из Посвященных, Хранителем Духа. Вероятно, он успел ранить Клааке – и рана эта была не телесной, а потому более тяжелой. Кто знает, может быть, он и издох там, среди каменных осыпей и уродливых карликовых сосен. Это было бы лучшим исходом, но не станем возлагать излишних надежд. Тем более эта история о розах…

– О розах?!

– Вы сказали, что убиты две девушки, носившие имя Роза. Вы сказали, что это были распутные девицы, но сейчас не важно их целомудрие. О, будь вы хотя бы Приближенным, насколько все стало бы легче… Но этого нельзя сделать слишком скоро, и не знаю, можно ли сделать в принципе. Но я помогу. Я прочту по памяти несколько строк из Третьей Книги, написанной Фруде в ранние годы. К этой книге относятся по-разному: кто-то считает ее никчемной, кто-то – важнейшим трудом Фруде, иные говорят, что помимо явного текста там есть еще скрытый, доступный лишь избранным… Слушайте, и вы поймете.

Гаусберта вздохнула, поправила тяжелую заколку, скреплявшую ее прекрасные густые волосы, и, прикрыв глаза, начала:

– «Всякий хочет блага, хочет славы, хочет силы.

Всякий хочет власти, кто к добру, кто к худу.

Всякий хочет, но не тому быть.

Не напиться из ключа пересохшего,

ибо как сосцы у матери, чье молоко иссякло,

так и земля, а чем земля не мать?

Не отведать колоса, коли ключ пересох,

как сосцы у матери, чье молоко иссякло,

оттого и засуха.

Так и каждый хочет, а не получит.

А получит, кто ведает.

А ведает, кто силу имеет.

Вот убил. А грех, что убил? Грех ли?

Убил жабу, что пожирала цветок.

Убил червя, что грыз плоть.

Убил кровососа, что прободал жалом своим кожу

и сосал соки.

Разве грех?

Убил нетопыря, что посланец дьявола,

незваный ночной гость.

Убил долгоносика, что рылом своим точит древо».

Эти слова показались Бофранку знакомыми. Точно, ведь так и было! Визит его к старому Фогу, тогда еще кладбищенскому смотрителю из далекого поселка, закончился именно этими словами – признаться, старик преизрядно напугал тогда конестабля, забормотав непонятное. Что же хотел сказать Фог? Опознать своего? Узнать врага?

Гаусберта тем временем продолжала: – «Не грех. А то грех, когда кто скажет:

«Ударю я в дверь,

Засов разломаю,

Ударю в косяк,

Повышибу створки,

Подниму я мертвых,

Живых съедят,

Больше живых

Умножатся мертвые».

Так и умножатся, так и съедят, и не будет спасения. А кто ликом мертвец, тот и есть мертвец. Что мертвец скажет, то и правда, а что мертвец знает, то будет и он знать, и мертвецы станут поклоняться ему, а дары будут голова, да рука, да сердце, да кишка, да что еще изнутри. И тлен будет, и сушь будет, и мрак ляжет.

А кто поймет, тот восплачет, ибо ничего сделать нельзя.

А кто возьмет крест да сложит с ним еще крест, и будет тому знак.

А кто возьмет крест да сложит с ним два, будет тому еще знак.

А кто возьмет три розы, обрезав стебли, измяв лепестки так, что сок окропит землю, тому откроется. И будет три ночи и три дня, как ночь едина, и против того ничего не сделать, а только восплачет снова, кто поймет.

Не страшно, когда мертвый лежит, не страшно, когда мертвый глядит, страшно, когда мертвый ходит, есть просит. А кто даст мертвому едомое, тот сам станет едомое.

  28