Последние отзывы

  175  

— Во всяком случае, если древний национальный дух отступит перед цивилизацией и укроется в каких-то уголках острова, то это будет, конечно, в провинции Сартена и долине Тавары.

— Вы так думаете? — спросил молодой человек, улыбаясь.

— Но мне кажется, что то, что окружало меня здесь, что я видел здесь — это прекрасная и достойная картина старых корсиканских обычаев.

— Да, но тем не менее именно в этом самом доме с зубцами и машикулями, где мы с матерью храним четырехсотлетние традиции семьи, французский дух отыскал моего брата, отнял его у нас и отправил в Париж, откуда он к нам вернется адвокатом. Он будет жить в Айяччо, вместо того, чтобы жить в доме своих предков, он будет защищать кого-то в суде, если у него хватит таланта; он, возможно, будет именоваться королевским прокурором и будет преследовать бедолаг, которые прикончили кого-нибудь, как говорят у нас, перестанет отличать тех, кто вершит правосудие от простых убийц, как это вы сами недавно сделали; он будет требовать от имени закона головы тех, которые, должно быть, сделали то, что их отцы сочли бы за бесчестье не сделать. Божий суд подменит людским. И однажды, когда он приготовит чью-нибудь голову для палача, он поверит, что служил стране и внес свою лепту в храм цивилизации… как говорит наш префект… О, Боже мой, Боже мой!

И молодой человек возвел очи к небу.

— Но, — ответил я ему, — вы же прекрасно понимаете, что Господь хотел все уравновесить и поэтому сделал вашего брата последователем новых принципов, а вас — приверженцем старых обычаев.

— Но кто меня убедит, что мой брат не последует примеру своего дяди, вместо того, чтобы последовать моему примеру? И что я сам окажусь достойным рода де Франчи?

— Вы? — удивленно воскликнул я.

— Да, Боже мой, я. Хотите, я вам скажу, что вы приехали искать в провинции Сартен?

— Говорите.

— Вы приехали сюда, охваченный любопытством светского человека, художника или поэта: я ведь не знаю, кто вы, я вас об этом не спрашиваю, вы нам скажете об этом, покидая нас, если захотите; или, будучи нашим гостем, вы сохраните молчание: вы абсолютно свободны… Итак, вы приехали в надежде увидеть какую-нибудь деревню, охваченную вендеттой, познакомиться с каким-нибудь колоритным разбойником, наподобие того, которого описал господин Мериме в «Коломбе».

— Но мне кажется, что я не слишком уж ошибся, — ответил я, — или я плохо рассмотрел, или ваш дом — единственный в селении, который не укреплен.

— Это доказывает, что я тоже начал отступать от традиций; мой отец, дед, мои самые древние предки приняли бы участие в одной из враждующих группировок, которые вот уже десять лет борются между собой в нашем селении. И знаете, какую роль я отвел себе здесь, среди оружейных выстрелов, ударов ножей и кинжалов? Я судья. Вы приехали в провинцию Сартен, чтобы увидеть разбойников, не так ли? Вот и хорошо, пойдемте со мной сегодня вечером, я вам покажу одного из них.

— Как! Вы позволите мне сопровождать вас?

— Да, если это вас позабавит, это будет зависеть только от вас.

— Отлично! Я с большим удовольствием соглашаюсь.

— Месье очень устал, — сказала мадам де Франчи, бросив взгляд на сына, как если бы она разделяла стыд, который он испытывал, видя, как приходит в упадок Корсика.

— Нет, мама, нет, напротив, нужно чтобы он пошел, и если в каком-нибудь парижском салоне при нем заговорят об этой ужасной вендетте и об этих беспощадных корсиканских бандитах, которые еще наводят страх на маленьких детей в Бастиа и Айяччо, по крайней мере он сможет пожать плечами и сказать, что он там был и сам видел.

— А по какой причине началась эта грандиозная ссора, которая насколько я могу судить из того, что вы мне сказали, готова прекратиться?

— О! — воскликнул Люсьен. — Разве имеет значение причина, вызвавшая ссору. Важно то, к чему она приводит. Ведь если человек умирает, даже из-за пустяка — от укуса пролетевшей мухи, например, — все равно он мертв.

Я видел, что он не решается сказать мне о причине этой ужасной войны, которая вот уже десять лет опустошает селение Суллакаро.

Но чем дольше он молчал, тем настойчивее я становился.

— Однако, — сказал я, — у этой распри была какая-то причина. Это тайна?

— Боже мой, нет. Все это началось между семьями Орланди и Колона.

— Почему?

— Потому что однажды курица сбежала с птичьего двора Орланди и перелетела во двор семьи Колона.

  175