— Ты права, Скоццоне, нужно его выслушивать и отвечать ему.
— Как так? Что вы сказали?
— Сказал, что ты должна выслушивать признания Паголо и не отталкивать его. Остальное — мое дело.
— Да, но…
— Не тревожься, я просто кое-что придумал.
— Ну что ж! Только, пожалуйста, не наказывайте слишком жестоко беднягу; когда он говорит: «Я вас люблю», он будто в грехах кается. Если уж вам так хочется, сыграйте с ним шутку позабавней, но не пускайте в ход шпагу. Прошу вас, пощадите его!
— Ты будешь довольна местью, Скоццоне, ибо месть обернется в твою пользу.
— Как так?
— Да, благодаря ей исполнится одно из самых горячих твоих желаний.
— Что вы хотите этим сказать, Бенвенуто?
— Это моя тайна.
— О, если б вы знали, до чего же у него бывает смешной вид, когда он говорит нежные слова! — продолжала резвушка Скоццоне, которая не способна была и пяти минут предаваться печали. — Итак, злюка, вам все-таки небезразлично, ухаживают или нет за вашей хохотушкой? Вы немножко любите бедненькую Скоццоне?
— Да. Но смотри держись с Паголо, как я велю, и в точности выполняй мои распоряжения.
— О, не бойтесь, я умею притворяться не хуже других! Только он заведет свою песенку: «Ну как, Катерина, вы все так же бессердечны?» — я отвечу: «Вы опять за свое, господин Паголо?» Но, разумеется, не очень уж сердито и скорее даже ласково. Увидит он, что во мне нет прежней суровости, и возомнит себя покорителем сердец… А что вы с ним сделаете, Бенвенуто? Когда начнете мстить ему? Надолго это затянется? И, уж верно, будет презабавно? Мы посмеемся?
— Посмеемся, — произнес Бенвенуто.
— А вы меня не разлюбите?
Вместо ответа Челлини поцеловал ее в лоб — а это самый красноречивый ответ, ибо он ни о чем не говорит и говорит обо всем. Бедняжка Скоццоне не сомневалась, что поцелуй Челлини был началом его мести.
Виконт де Мармань, как он и хотел, застал Бенвенуто одного. Вот как это произошло.
Раздосадованный гневом прево, обиженный презрением госпожи д'Этамп, а главное, подстрекаемый своей ненасытной жадностью, виконт решил напасть на льва в его логовище с помощью двух наемных убийц и выбрал для похода день святого Элигия — праздник корпорации золотых и серебряных дел мастеров, когда Нельский замок должен был пустовать. Итак, он шагал по набережной, высоко подняв голову, с бьющимся сердцем, а наемные убийцы шествовали в десяти шагах позади него.
— А вот, — раздался вблизи чей-то голос, — красивый молодой сеньор идет на любовное свидание: храбрый вид для дамы, а два сбира — для ее мужа.
Мармань обернулся, думая, что пошутил кто-нибудь из его приятелей, но увидел незнакомого ему человека, который шел в том же направлении. Виконт до сих пор его не замечал — так он был поглощен своими мыслями.
— Бьюсь об заклад, что я прав, любезный кавалер, — продолжал незнакомец, переходя от монолога к диалогу. — Ставлю свой кошелек против вашего, даже не зная, сколько в нем монет… да мне это все равно… что вы идете искать счастья… О, молчите же, будьте скромны в делах любви! Это наш долг. Ну, а зовут меня Жак Обри, я по званию школяр; сейчас я иду на свидание с Жервезой Попино, прехорошенькой девушкой, но, между нами говоря, страшной недотрогой; впрочем, она не устояла перед перстеньком. Правда, перстенек этот — просто чудо! Чудо перстенек работы самого Бенвенуто Челлини, что тут говорить!
До сих пор виконт де Мармань почти не слушал излияний дерзкого болтуна и остерегался отвечать ему. Но при имени Бенвенуто Челлини он насторожился:
— Работы Бенвенуто Челлини? Черт возьми! Слишком роскошный подарок для школяра.
— Э, да вы сами понимаете, любезный барон… Кстати, кто вы: барон, граф или виконт?
— Виконт, — отвечал Мармань, кусая губы: его бесил непочтительный, фамильярный тон школяра, но ему хотелось вытянуть из него какие-нибудь сведения о Челлини.
— Сами понимаете, любезный виконт, что перстень я не покупал. Нет, хоть я в душе и художник, но не трачу деньги на такие пустяки. Мне преподнес его Бенвенуто в знак благодарности — я помог ему в прошлое воскресенье отнять Большой Нельский замок у прево.
— Так, значит, вы друг Челлини? — спросил Мармань.
— Закадычный друг, виконт, и горжусь этим! Знаете ли, друг на всю жизнь. Вы, конечно, тоже с ним знакомы?
— Да.
— Какое же это для вас счастье! Великий талант, не правда ли, любезный? Простите, я сказал вам: «любезный» — такая уж у меня привычка; да и, кроме того, я тоже из благородных. По крайней мере, матушка твердила об этом отцу всякий раз, когда он колотил ее. Так вот, как я уже вам сказал, я — почитатель, доверенное лицо, названый брат великого Бенвенуто Челлини и, следовательно, друг его друзей, враг его врагов, ибо у великого мастера есть враги. И первейший враг — госпожа д'Этамп, затем парижский прево, старый болван, затем некий Мармань, ужасно нескладный и долговязый, да вы, вероятно, его знаете… Говорят, он хочет завладеть Большим Нельским замком. Пусть только сунется, черт возьми!