— Я не говорю этого, сударыня. Конечно, и другие женщины могут любить так же сильно, как я, но только не вы.
— А что ты готова сделать во имя этой хваленой любви, которая, по-твоему, недоступна мне? Чем ты пожертвовала ради нее? Своим одиночеством и безвестностью?
— Нет, сударыня, я пожертвовала своим покоем.
— От чего ты отказалась ради нее? От нелепого брака с графом д'Орбеком?
— Нет, сударыня, я отказалась повиноваться отцу.
— Но что можешь ты дать своему возлюбленному? Славу, богатство, власть?
— Нет, я просто постараюсь сделать его счастливым.
— Только-то! — воскликнула герцогиня. — А у меня для него найдется кое-что получше. Я пожертвую ради него привязанностью самого короля; я брошу к его ногам знатность, богатство, почет; он будет править государством — вот что я дам ему!
— Что ж, — с улыбкой возразила Коломба, — значит, ваша любовь даст ему все, кроме самой любви…
— Ну, хватит! Довольно нелепых сравнений! — резко прервала герцогиня, чувствуя, что Коломба начиняет брать верх.
Некоторое время обе женщины молчали. Коломба держала себя спокойно и непринужденно, а герцогиня заметно злилась. Но мало-помалу лицо ее смягчилось, просветлело, в нем появился проблеск симпатии, естественной или притворной — трудно сказать. Герцогиня первая возобновила прерванную битву, из которой она во что бы то ни стало стремилась выйти победительницей.
— Ну, а если бы тебе сказали, Коломба: «Отдай за него жизнь!» Как бы ты поступила? — спросила она почти сердечно.
— О! Я с восторгом отдала бы ее!
— Я тоже! — воскликнула герцогиня тоном, говорившим если не об искренности ее намерения, то, по крайней мере, о силе страсти. — А честью… — продолжала она, — скажите, пожертвовали бы вы ради него своей честью?
— Если под словом «честь», сударыня, вы подразумеваете мое доброе имя, то пожертвовала бы; но если под честью вы понимаете добродетель — нет.
— Как, разве Асканио не ваш возлюбленный?
— Он мой жених, сударыня, не больше.
— Да, оказывается, она его не любит! — воскликнула герцогиня. — Совсем не любит! Честь, это громкое слово, для нее дороже любви.
— Ну, а если бы кто-нибудь вам сказал, сударыня: «Откажись ради него от титулов, от власти, пожертвуй благосклонностью короля, и не тайно — это было бы слишком легко, — а так, чтобы все об этом узнали!» Если бы вам сказали: «Анна д'Эйли, герцогиня д'Этамп, покинь свой дворец, откажись от богатства, от придворного общества и смени все это на полутемную мастерскую чеканщика!» Как бы вы поступили, сударыня? — спросила Коломба, потеряв терпение, несмотря на всю свою кротость.
— Я отказалась бы сделать это в его же собственных интересах, — вынуждена была сознаться герцогиня, не в силах лгать под устремленным на нее испытующим взором соперницы.
— Отказались бы?
— Да.
— Значит, вы его совсем не любите, сударыня! — торжествующе воскликнула Коломба. — Вы предпочитаете его любви почет — жалкий призрак счастья!
— Но я же сказала, что ради него хочу сохранить свое положение! — возразила герцогиня, возмущенная новой победой соперницы. — Я сказала, что хочу с ним делить почет и богатство. Все мужчины рано или поздно становятся тщеславными.
— Да, сударыня, — с улыбкой ответила Коломба, — но Асканио вовсе не похож на этих мужчин.
— Да замолчите же вы наконец! — топнув ногой, крикнула взбешенная герцогиня.
Так эта хитрая и властная женщина дважды понесла поражение от беззащитной девушки, которую думала смутить одним звуком своего повелительного голоса. Но на все гневные или насмешливые замечания госпожи д'Этамп Коломба неизменно отвечала с обезоруживающей скромностью и простотой. И герцогиня вскоре поняла, что, ослепленная гневом, пошла по ложному пути; да, по правде сказать, она не ожидала, чтобы девушка оказалась не только красива, но и умна. Итак, Анна д'Этамп изменила тактику: убедившись, что не может сломить соперницу силой, она решила взять ее хитростью.
Что же касается Коломбы, то, как мы видели, ее вовсе не устрашили гневные вспышки госпожи д'Этамп; она просто замкнулась в холодном, полном достоинства молчании. Но герцогиня уже изобрела новый план; с очаровательнейшей улыбкой она подошла к Коломбе и ласково взяла ее за руку:
— Простите, милое дитя, я, кажется, вспылила; не надо сердиться на меня. Ведь на вашей стороне столько преимуществ, что моя ревность вполне понятна. О! Я знаю, знаю, вы, как и все другие, считаете меня скверной, злой женщиной. Но, поверьте, зла моя судьба, а не я сама. Простите же меня! Разве мы виноваты, что обе любим Асканио? За что же нам ненавидеть друг друга? Особенно вам меня: вы единственная, кого он любит! О, вы должны быть ко мне снисходительны! Будем откровенны, как сестры. Хотите, Коломба? Поговорим по душам, и я постараюсь изгладить дурное впечатление, быть может произведенное на вас моей безумной вспышкой.