Последние отзывы

  121  

— В самом деле? Горю нетерпением полюбоваться этой жемчужиной, — отозвался император, поняв, что Франциск I намекает на госпожу д'Этамп. — Но уже теперь могу сказать: да, правы люди, утверждающие, что вам принадлежит лучшее в мире королевство.

— А вам лучшее в мире графство — Фландрия и лучшее герцогство — Миланское.

— От первого из этих сокровищ вы сами отказались месяц назад, — с улыбкой возразил император, — и я глубоко вам за это признателен; а второе из них вы страстно желаете получить. Не так ли? — спросил он, вздыхая.

— Не будем говорить сегодня о серьезных вещах, любезный брат! — взмолился Франциск I. — Признаюсь, не люблю я омрачать пиры и бранные потехи.

— По правде говоря… — продолжал Карл V с гримасой скряги, сознающего необходимость уплатить долг, — по правде говоря, Миланское герцогство мне бесконечно дорого, и просто сердце кровью обливается, как подумаю, что придется отдать его.

— Скажем лучше — вернуть, брат; это будет гораздо правильнее, и, быть может, мысль о справедливом поступке облегчит хоть немного вашу печаль. К тому же сейчас вовсе не время думать о Милане. Давайте веселиться, а о делах поговорим потом.

— Не все ли равно — подарить или вернуть, — возразил император. — Главное, брат, вы будете владеть лучшим в мире герцогством! Но это решено, и, поверьте, я не менее свято выполняю свои обязательства, чем вы.

— О боже! — воскликнул Франциск, начинавший терять терпение от этого нескончаемого разговора. — Да и о чем вам жалеть, любезный брат? Вам, королю Испании, германскому императору, графу фландрскому, вам, подчинившему себе силой или влиянием всю Италию от Альп до Калабрии!

— Но у вас зато вся Франция! — вздохнул Карл.

— А вы владеете Индией со всеми ее сокровищами! У вас Перу с его рудниками!

— А у вас Франция!

— Ваша империя так обширна, что в ней никогда не заходит солнце.

— А Франция-то все-таки ваша… И что сказало бы ваше величество, если бы я так же пылко мечтал об этой жемчужине среди королевств, как вы о герцогстве Миланском?

— Послушайте, брат, — сурово произнес Франциск I, — во всех важных делах я руководствуюсь скорее чувством, нежели разумом; но, как говорят у вас в Испании: «Особа королевы неприкосновенна», так и я скажу вам: «Земля Франции неприкосновенна!»

— Бог мой! Да разве мы не братья, не союзники? — воскликнул Карл V.

— Ну разумеется! — подхватил Франциск I. — И я надеюсь, ничто не нарушит отныне ни нашего родства, ни союза.

— Я тоже надеюсь на это, — сказал император. — Но можно ли поручиться за будущее? — продолжал он со свойственной ему горделивой улыбкой и неискренним взглядом. — Могу ли я, например, помешать ссоре своего сына Филиппа с вашим Генрихом?

— Ну, если Августу наследует Тиберий,¹¹⁰ нам эта ссора не будет опасна.

— При чем тут правитель! — продолжал Карл V, горячась. — Империя всегда останется империей; Рим великих цезарей был всегда Римом, даже тогда, когда все величие цезарей заключалось в одном их имени.

— Верно! Однако империи Карла Пятого далеко до империи Октавиана, любезный брат! — возразил Франциск I, задетый за живое. — А битва при Павии хоть и великолепна, ее нельзя сравнить с битвой при Акциуме.¹¹¹ Кроме того, Октавиан был богат, а у вас, говорят, несмотря на все сокровища Индии и Перуанские рудники, не очень-то густо с деньгами, ни один банк не хочет больше давать вам взаймы ни из расчета тринадцати, ни четырнадцати процентов. Ваши войска не получают жалованья, и солдаты, чтобы как-нибудь прокормиться, вынуждены были грабить Рим; а теперь, когда он разграблен и тащить больше нечего, они бунтуют.

— А вы, любезный брат, — воскликнул Карл V, — кажется, продали королевские земли и всячески обхаживаете Лютера,¹¹² чтобы раздобыть денег у германских князей!

— Кроме того, — продолжал Франциск I, — ваши кортесы отнюдь не так сговорчивы, как сенат. Я же могу похвастаться, что навсегда сделал королей независимыми.

— Берегитесь, как бы в один прекрасный день ваш хваленый парламент не учредил над вами опеку! — отпарировал Карл V.

Собеседники распалялись все больше и больше, спор с каждой секундой становился ожесточенней, старинная вражда оживала. Франциск I чуть не забыл о гостеприимстве, а Карл V — о благоразумии. Первым опомнился французский король.

  121