Особенно,... 
95 
Я хорошо знала, что это значит. Везде, где было возможно, она пыталась одержать победу надо мной. Она желала доказать, что наш брак – незаконен, а мой сын – незаконнорожденный.
Это были тревожные для меня дни. Даже теперь я дрожу от ярости, когда вспоминаю. Роберт уверил меня, что она не сможет доказать факт брака между ним и Дуглас, но я не могла верить ему окончательно. Я хорошо его знала: всепобеждающей эмоцией его натуры было честолюбие. Однако он был настолько честолюбив и властолюбив как мужчина, что, желая завоевать женщину, он мог ради этого поступиться и карьерой. Дуглас была такого типа женщина, которая всячески отстаивает свою добродетель. Несмотря на это, она стала его любовницей, и, вероятно, из-за будущего ребенка ей удалось уговорить его жениться на ней.
Но теперь был сын и у нас – наш маленький Роберт. Я говорила себе, что его отец, искушенный в борьбе с обстоятельствами, сделает все, чтобы уничтожить свидетельство того брака, даже если оно существует. Нет, мой сын не должен быть незаконнорожденным. Я не стану наблюдать, как королева вырвет у меня победу и посмеется надо мной. Я докажу ее неправоту, разоблачу ее злобную увертку, – и пусть то будет еще одна победа Волчицы над королевой.
Сассекс информировал нас, что королева уполномочила его расследовать дело. Она была настроена решительно. У нас был союзник в лице сэра Эдварда Стаффорда, который искренне любил Дуглас и был заинтересован в том, чтобы доказать обратное желаемому королевой.
Дуглас хотела защитить то, что она именовала «своей честью», и, конечно, она желала защитить сына. Лейстер же, будучи настроен иметь законных наследников, вряд ли решился бы отрицать, что имеет такого умного и чудесного ребенка, как сын Дуглас.
Мы с замиранием сердца ждали результатов расследования. Сассекс допросил Дуглас: мы были уверены, что он был заинтересован в том, чтобы найти улики против Роберта.
Дуглас на допросе настаивала, что была церемония, на которой она и Лейстер обменялись клятвами, которые она считала заключением брака. Как доказательство она должна была иметь какой-то документ, но бедняжка и глупышка Дуглас призналась, что у нее ничего нет. Она полагалась на графа Лейстера и полностью ему доверилась. Она истерически рыдала и умоляла оставить ее в покое. Дуглас сказала, что счастлива в браке с сэром Эдвардом Стаффордом, а у графа Лейстера и леди Эссекс есть теперь чудесный сын.
Тогда Сассекс был вынужден провозгласить, что все происшедшее между леди Шеффилд и графом Лейстером не было истинным браком, а в таком случае граф Лейстер был волен жениться на леди Эссекс, что он и сделал.
Когда новости дошли до меня, меня захлестнула радость. Я была встревожена судьбой сына. Теперь, когда приговор был вынесен, не было сомнения, что ребенок в колыбели – это законный сын и наследник графа Лейстера.
Я торжествовала по поводу своей победы, но еще больше по поводу поражения королевы. Мне донесли, услышав результат расследования, она бушевала и Дуглас назвала дурой, Лейстера – распутником, а меня – Волчицей, рыскающей по свету в поисках легковерных мужчин.
– Милорд Лейстер пожалеет о том дне, когда он связался с Леттис Ноллис, – сказала она. – Это еще не конец истории. В свое время он опомнится и удостоверится в своей безоглядной глупости, почувствовав отравленные клыки Волчицы.
Я должна была бы трепетать, узнав, насколько ненавидит меня наша первая леди, но отчего-то я чувствовала от этого стимул, прилив энергии, в особенности теперь, когда все кончилось в мою пользу. Я рисовала себе в воображении ее ярость, и это возбуждало меня. Мой брак был законным. Будущее моего сына было обеспечено. И вся власть королевы Англии не могла отнять у меня этого, хотя бы она и приложила для этого все усилия. Я еще раз одержала победу.
Теперь я могла везде появляться открыто, ибо необходимость в тайне отпала, и я полностью посвятила себя обустройству резиденций Роберта. Я была намерена сделать их еще более великолепными. Они должны были превзойти королевские замки и дворцы в своей роскоши.
Я переоборудовала спальню во дворце Лейстера, поставила там кровать из грецкого ореха, а полог приказала сделать с такой роскошью, что на него невозможно было смотреть без изумления.
Моя спальня должна была быть лучше, чем королевская, которая была устроена там для нее в дни ее визитов. Когда она приезжала, то ставила условием мое отсутствие в доме. Но когда это случалось, я знала, что ее любопытство не позволит ей не осмотреть спальню, предназначенную для меня. Поэтому я не жалела средств, чтобы сделать ее несравненной. Обивка была из красного бархата, отороченная серебром и золотом, все в комнате было из бархатной ткани с позолотой, моя ночная ваза напоминала трон. Я знала, что она впадет в ярость, увидев это. И уж, конечно, если не увидит – то услышит об этом. Было множество злобных рук, жаждавших разжечь огонь ненависти королевы против меня. Все постельное белье было вышито инициалами Лейстера, на полу были богатые ковры, а какое могло быть сравнение ковров с тростником, который со временем начинал дурно пахнуть и кишеть блохами.
95 
