Чезаре стоял, кусая губы, сжимая и разжимая кулаки.
Был момент, когда Лукреция замерла от ужаса — ей показалось, что брат сейчас ударит отца. Папа сидел, снисходительно улыбаясь, отказываясь признать, что это противоречие — главное между ними.
Потом Чезаре, казалось, сумел взять себя в руки; он с достоинством поклонился и тихо сказал:
— Отец, я всем своим существом хочу избавиться от духовного звания — Вопрос решен, сын мой, — мягко ответил Александр.
Чезаре ушел, а Лукреция печально смотрела ему вслед.
Потом, сидя на скамеечке у ног отца, она почувствовала, как его рука коснулась ее головы.
— Начинай, дорогая, песню! Приятно послушать ее из твоих прекрасных уст.
Она запела, а отец гладил ее по золотым волосам, оба на время забыли о неприятной сцене с Чезаре; и дочь, и отец считали, что очень несложно позабыть о чем-то, если находили это удобным.
В личных апартаментах папы сидели кардиналы Паллавичини и Орсини.
— Простое дело, — начал Александр, добродушно улыбаясь. — Я уверен, что оно не представит для вас никакой сложности… небольшая формальность — доказать, что юноша, известный под именем Борджиа, законнорожденный.
Кардиналы не сумели скрыть своего изумления — ведь папа тем самым открыто признавал Чезаре своим сыном.
— Но, святой отец, это совершенно невозможно.
— Как так? — спросил папа с вежливым удивлением.
Орсини и Паллавичини переглянулись с недоумением.
Потом заговорил Орсини:
— Святой отец, если Чезаре Борджиа — ваш сын, как же он тогда может быть законнорожденным?
Александр с улыбкой смотрел то на одного, то на другого, словно оба были маленькими детьми.
— Чезаре Борджиа — сын Ваноцци Катани, римлянки. Во время рождения ребенка она была замужней женщиной. Это доказывает, что Чезаре законнорожденный. Ведь если ребенок рожден в браке, он — законнорожденный, разве не так?
— Ваше святейшество, — пробормотал Паллавичини, — мы не знали, что госпожа была замужем во время рождения ребенка. Все считали, что она вступила в брак после рождения дочери Лукреции, именно тогда она вышла замуж за Джордже Кроче.
— Верно, она стала женой Кроче после рождения Лукреции, но она и до того была замужем. Ее мужем был некий Доменико д'Ариньяно, чиновник.
Кардиналы склонились перед папой:
— В таком случае это означает, что Чезаре Борджиа — законнорожденный, ваше святейшество.
— Воистину так, — сказал Александр, улыбаясь. — Пусть будет издана булла, в которой говорилось бы, кто его родители, и утверждалось бы его законное происхождение.
Лицо папы выражало сожаление; ему печально было отказываться от собственного сына, но этим поступком он помогал осуществиться своим честолюбивым замыслам.
— Поскольку я взял под свою опеку этого молодого человека, я разрешил ему взять фамилию Борджиа, — добавил папа.
— Мы немедленно исполним все ваши пожелания, пресвятой отец, — негромко сказали кардиналы.
А когда они удалились, папа сел писать еще одну буллу, в которой заявлял, что законным отцом Чезаре Борджиа является он. Его угнетала мысль, что эта булла должна оставаться секретной — на время.
Чезаре гневно мерил шагами комнату Лукреции, тщетно старавшуюся успокоить брата.
— Мало ему того, — кричал Чезаре, — что он силой заставил меня принять сан, так теперь он хочет, чтобы обо мне говорили как о сыне какого-то Доминико д'Ариньяно.
Кто хоть когда-либо слышал об этом Доменико д'Ариньяно?
— Скоро услышат, — мягко проговорила Лукреция. — Теперь весь свет узнает о нем. Он может претендовать на славу только потому, что его назвали твоим отцом.
— Оскорбление за оскорблением! — кричал Чезаре. — Унижение за унижением! Сколько я должен терпеть?
— Дорогой мой брат, нашему отцу ничего не нужно, только одно — он хочет возвысить тебя. Он считает, что ты должен стать кардиналом, и это единственный путь, который приведет к успеху.
— Значит, он отказывается от меня!
— Только на какое-то время.
— Никогда не забуду, — выкрикнул Чезаре, ударив себя кулаком в грудь, — что мой отец отказался от меня.
Тем временем Александр созвал консисторий, на котором Чезаре должен быть объявлен законнорожденным.
Он выбрал именно это время, потому что многие покинули Рим. Погода стояла жаркая, город задыхался от зноя, поступали сообщения о случаях заболевания чумой в разных кварталах города. Когда Риму стала угрожать эпидемия, многие старались отыскать предлог, чтобы удалиться в свои поместья и виноградники. Такое время и выбрал папа.