17 
Лукреция тоже была в черном, но ее платье украшала золотая и серебряная вышивка. Ей не хотелось, чтобы ее всегда заставляли носить испанскую одежду. Испанцы обожали черный цвет, а Лукреция любила алый, золотой и особенно тот оттенок голубого, который еще больше оттенял золото ее волос. Но в то же время черный цвет выгодно подчеркивал контраст между светлыми глазами и темными ресницами и бровями, так что с этой точки зрения ей повезло.
Наконец после долгого ожидания она увидела, как в комнату вошла Джулия Фарнезе. Ее привел брат по имени Алессандро, молодой человек примерно двадцати лет. Он был преисполнен гордости и важности. Юноша обладал привлекательной внешностью, на нем был роскошный камзол. Но внимание Лукреции привлекла к себе Джулия — красавица с такими же золотистыми волосами, как ее собственные. Она была одета по итальянской моде в платье из голубого бархата, отделанное золотом, и казалась принцессой из сказки, слишком прекрасной для мира мрачных Орсини.
Лукреция почувствовала ревность. Все станут говорить: эта Джулия Фарнезе красивее Лукреции.
Джулия опустилась перед Адрианой на колени и назвала ее мамой. Мать подтолкнула сына, он вышел вперед, волоча ноги, и промямлил приветствие. Лукреция наблюдала за милым юным личиком, стараясь заметить проявление отвращения, которое девушка должна была чувствовать. В этот момент Лукреция совершенно забыла о ревности, испытывая только сочувствие к Джулии. Но та не обнаружила своих чувств. Она вела себя сдержанно и грациозно, так, как и ожидали.
Они быстро стали друзьями. Джулия была оживленной, ее головка была полна всяких новостей. Она всегда с готовностью отдавала все свое внимание Лукреции, когда поблизости не было мужчин.
Джулия сказала Лукреции, что ей почти пятнадцать лет. Лукреции не исполнилось еще и десяти, и такая разница в возрасте давала Джулии огромное преимущество. Она вела себя более легкомысленно, чем ее подруга, совсем не испытывала желания учиться и не так стремилась расположить к себе окружающих. Когда они остались одни, она сказала Лукреции, что Адриана кажется ей слишком строгой и чопорной.
— Донна Адриана очень хорошая женщина, — возразила Лукреция.
— Не люблю хороших женщин, — ответила Джулия.
— Не потому ли, что они заставляют нас почувствовать себя грешницами? — предположила Лукреция.
Лукреция посмотрела через плечо Джулии на фигуру Мадонны с ребенком и на горящую лампадку.
— О! — засмеялась Джулия. — У нас еще много времени, чтобы покаяться. Покаяния — для стариков.
— В Сан Систо несколько монахинь совсем молодые, — сказала ей Лукреция.
Ее слова рассмешили старшую девочку.
— Я не собираюсь быть монахиней. Ты тоже. С чего бы это, посмотри на себя! Видишь, как ты хороша. И станешь еще красивее. Подожди, пока дорастешь до меня. Может, тогда ты будешь такой же красивой, как я, и у тебя будет столько возлюбленных, сколько захочешь.
Такого рода разговоры Джулия любила больше всего. Они воскресили в памяти Лукреции прошлое, которое девочка помнила очень смутно. Ведь уже прошло четыре года с тех пор, как она покинула приветливый, полный веселья дом матери, а потом она жила, подчиняясь строгому распорядку мрачного испанского дворца на Монте Джордано.
Джулия показывала, как нужно соблазнительно ходить, как сделать губы ярче, как танцевать. Она знала много такого, что для Лукреции было запретным, и Джулия давала себя уговорить поделиться с подругой своими знаниями.
Лукреция немножко волновалась за Джулию; она боялась, что, если Адриана узнает, какова девочка на самом деле, она отошлет ее прочь, и Лукреция лишится подруги.
Они не должны попадаться на глаза Адриане с намазанными кармином губами. Они не должны появляться перед ней с распущенными волосами, как любила Джулия. Она никогда не должна надевать ослепительные, но слишком смелые наряды, которые они вместе купили. Джулия хихикала и старалась при будущей своей свекрови выглядеть строго и аккуратно.
Орсино никогда не беспокоил их, и Лукреция заметила, что он боится своей невесты больше, чем та его.
Джулия радостно сказала Лукреции, что знает, как обращаться с Орсино, когда придет время. Было ясно, что все ее смелые платья с глубокими вырезами, забота о своей внешности предназначены не для Орсино.
Лукреция чувствовала, что в Джулии кроется много пороков.
Я все-таки верю, говорила она себе, что тоже буду любить грешников сильнее праведников. Я останусь совсем одна, если Джулию отошлют отсюда, но я не должна огорчаться, если донна Адриана так и сделает.
17 
